Мятеж сей мог распространиться в Дагестан, где, по многолюдству, мог он быть несравненно опаснейшим, тем более, что из Грузии мало весьма мог я отделить сил и некомплект в войсках был чрезвычайный.
Генерал-лейтенант Лисаневич, узнавши о случившемся в Амир-Аджиюрте, приказал батальонам Ширванского полка: 1-му следовать в крепость Грозную, 2-му сколько возможно поспешнее прибыть в станицу Червленную, для чего выставлены были подводы, сам прибыл туда же.
Между тем генерал-майор Греков собрал три роты 43-го егерского полка, четыреста линейных казаков и несколько орудий. Генерал-лейтенант Лисаневич взял отряд сей под личное начальство и, не дожидаясь 2-го батальона Ширванского полка, переправился через Терек в Амир-Аджиюрт и пошел к Герзель-аулу. Приближаясь к оному, замечен он был неприятельскою конницей, которая немедленно обратилась в бегство, не давши ничего знать облегающей укрепление пехоте.
Посланные вперед казаки успели отхватить часть неприятеля; гарнизон, видя приспевшую помощь, сделал вылазку, и вскоре потом прибыл отряд. Мятежники понесли чувствительный весьма урон, который мог быть гораздо значительнее, если бы не способствовали спасению их лежащие поблизости леса и гористое местоположение. Потеря наша была самая ничтожная. Лжепророк бежал из первых, в сопровождении самого малого числа сообщников, все разошлись по домам, не помышляя о соединении и в боязни жестокого наказания. Жители Аксая, кроме главнейших зачинщиков, оставивших город, искали измену свою загладить совершенною покорностью и просили пощады. Невозможно было ожидать благоприятнейших обстоятельств и столько скорого уничтожения мятежа, но внезапное происшествие вдруг все переменило. Генерал-лейтенант Лисаневич, желая схватить некоторых, оставшихся в Аксае, мятежников, для примерного их наказания, приказал старшему князю, майору Мулле-Хасаеву, представить к себе всех почетнейших старшин с тем, чтобы в числе их были непременно замеченные им самые буйные и наиболее к мятежу склонные. Потребовал от него списка таковых. Генерал-майор Греков, лучше знавший народ сей, представлял ему, что не приличествовало задержать людей, им призванных, паче еще подвергнуть наказанию; что поступок сей произведет в народе беспокойства и уничтожит совершенно доверие к начальству. Майор князь Мулла-Хасаев обязывался в самое непродолжительное время всех их доставить без всякого затруднения.
Генерал-лейтенант Лисаневич не послушал обоих, и 16-го числа поутру не менее трехсот человек лучших жителей Аксая введены были в укрепление Герзель-аул. Не было предпринято никаких мер осторожности, аксаевцы многие были вооружены, наш караул не был не только усилен, даже не выведен в ружье, команды отпущены за дровами и на фуражировку, и в укреплении оставалось менее людей, нежели аксаевцев. Вышедши пред них, в сопровождении нескольких офицеров, генерал Лисаневич стал в оскорбительных выражениях упрекать их гнусною изменою, грозить истреблением виновнейших и начал вызывать некоторых по представленному ему списку. Он знал хорошо татарский язык и потому объяснялся без переводчика, который бы мог смягчить выражения. Двое из вызванных старшин с покорностью предстали перед ним. У них сняли кинжалы и отвели их под стражу; третий, будучи вызываем по списку, видя участь первых двух, противился, но когда его принудили, он, тихо подойдя к генералу Лисаневичу, вдруг бросился на него с кинжалом, который до того скрывал под одеждою.
Он нанес рану смертельную в живот насквозь. Не остановясь, кинулся на генерал-майора Грекова, и сей в мгновение кончил жизнь под его ударами. Поблизости находились казаки и некоторые из приверженных нам мусульман, которые после поражения генерала Лисаневича могли остановить его, но до того велико было их изумление, что они пребывали неподвижны. Человек уже не молодой, главный пристав Кумыцкий, капитан Филатов, бросился на него, и хотя получил прежде рану, но, по счастью, она не была тяжелою, и он, схватясь с ним грудь с грудью, успел вонзить ему кинжал в брюхо, отвратя удар его рукою.