Пребывание мое в Кумыцких владениях водворило совершенное спокойствие в Дагестане, акушинцы, в добром согласии с шамхалом, приверженным к нам, пребывали в совершенной покорности и других удерживали своим примером. Сын шамхала и владелец Мехтулинский приезжали ко мне, и тишина в Дагестане давала мне полную свободу действовать против чеченцев и строго наказать их.
В октябре вспыхнуло возмущение в Кабарде; некоторые из владельцев бежали в горы, дабы пройти за Кубань, но прежде напали они на селение солдатское и разграбили оное, вспомоществуемы будучи, перешедшею к ним из-за Кубани, сильною партией. В нападении сем участвовали почти все живущие по реке Малке кабардинцы.
Трусость подполковника Булгакова, командира Кабардинского пехотного полка, не допустила наказать хищников; ибо догнавши их в тесном ущелье, обремененных добычею и пленными, имея достаточные силы и пушки, не смел на них ударить. Солдаты явно негодовали за сию робость, я назначил тотчас другого начальника и, вразумительно изъяснившись на счет подлой его трусости, приказал ему подать прошение в отставку. Генерал-майор Вельяминов, находясь с войсками за Кубанью, был извещен о намерении закубанцев сделать набег в границы наши и заблаговременно предупредил Булгакова. Партия сия и с нею соединившиеся кабардинские изменники на возвратном пути своем, находя удобнейшие дороги захваченными нашими войсками, принуждены были вдаться в непроходимые пути почти у самого хребта Кавказа, где, испытав ужасный холод, бросивши вообще всех лошадей, потеряв много людей погибшими, возвратились за Кубань. Черный народ не последовал за владельцами, какие не предпринимали они средства, дабы удержать оной. Для усиления войск в Кабарде приказал я прибыть из Грузии одному сводному батальону из Херсонского и Грузинского гренадерских полков. Генерал-майору Вельяминову предписал, ускорив окончанием его действий, возвратить войска на линию.
26 октября командир 43-го егерского полка подполковник Сарочан, с отрядом из 700 человек пехоты, малого числа казаков, чеченской конницей и 6-ю орудиями артиллерии, выступил из крепости Грозной, дабы возмутившимся чеченцам помешали укрепиться в Хан-Кале, где начали они большие работы. Они, в числе до 4 тысяч человек, встретили войска наши, опрокинули чеченскую нашу конницу и смешали казаков, и сей успех их был причиною чувствительного их урона, ибо нагло приблизившись к каре нашей пехоты, подверглись они картечным выстрелам. Войска наши, неоднократно обращая их в бегство, наконец возвратились в крепость при сильной довольно перестрелке. Мятежники после сего не продолжали уже работ своих в Хан-Кале.
Желая обстоятельнее знать о происшествиях в Кабарде, отправился я в Екатериноград, где дожидался меня начальник корпусного штаба и куда вызвал я из Тифлиса поверенного в делах, г. Мазаревича, возвратившегося из Персии.
Из станицы Червленной выехал я 20 ноября рано поутру. День был мрачный, и по земле расстилался чрезвычайный густой туман. Были неверные слухи, что партия чеченцев намеревалась переправиться на левый берег Терека. Им известно было о моем выезде, по благовременному заготовлению лошадей и конвоя, по той причине, что оных нет на местах в достаточном количестве. Партия, до тысячи человек, приблизившись к Тереку против Казиорского Шанца[38], отрядила на нашу сторону 400 человек, дабы напасть на меня. Места совершенно открытые допустили бы меня заметить в далеком расстоянии, но густой туман тому воспрепятствовал, и я проехал спокойно. Вскоре после напали они на большую дорогу, схватили несколько человек проезжих и пустились на казачьи хутора, в надежде на добычу. Едва отпустил я конвой, прибыв в Калиновскую станицу, как дано было знать о появившейся партии. Конвой, состоявший из 120 человек храбрых гребенских казаков, быстро помчался к Казиорскому Шанцу, где, нашедши чеченцев, ударил на них и в величайшем замешательстве погнал к Тереку. Они оставили несколько человек убитыми и всех захваченных пленных. Вскоре подоспели казаки из Калиновской станицы с одним конным орудием, и чеченцы удалились от Терека. Таким образом, ускользнул я от сил несоразмерных, но не думаю, однако же, чтобы для того только, дабы схватить меня, решились они на большую потерю, без чего нельзя было преодолеть казаков.