Было спокойнее, чем раньше, но только из-за присутствия солдат Дарика, от чего не уменьшалось напряжение, потому что эти солдаты подавляли возмущения, приводя часто только к ухудшению состояния.
Дарик забрался на самодельную платформу и поднял руки для тишины.
— Прошедшие два года были тяжелыми, и это даже преуменьшение, — начал он. — Мы страдали от смерти и болезней. Разрушено больше зданий, чем стоит. Все изменилось.
— Так покончите с этим!
Марен не видела, кто это сказал, но толпа скорее соглашалась, чем спорила.
— Сдайтесь! — закричал кто-то еще.
Марен заметила вспышку боли на лице Дарика, он взял себя в руки.
— Понимаю ваш страх, — сказал он, звуча подавленно. Марен его еще таким не слышала. — Но я не могу сдаться человеку, убившему моих родителей и сына.
Толпа шепталась, звук расходился волной, угрожая сокрушить все на пути.
Дарик снова поднял руки.
— Но… — он осмотрел людей, Марен ощутила слезы на глазах от любви на его лице. Другие тоже это увидели, и толпа понемногу притихла. — Но, — повторил он, — я не могу заставлять вас принимать такое же решение. Кто хочет сдаться Керну, сделайте это за три часа. Решайте сейчас, потому что открытие ворот — большой риск. Я сделаю это всего лишь раз. Решайте с умом. Подумайте, что вы получите, сдавшись такому, как Керн.
Вдруг толпа потеряла уверенность, готовая к известному аду, а не к тому, что они не знали.
Дарик посмотрел на толпу в последний раз.
— Поймите, мне очень жаль. Я не в ответе за действия Керна. Это только его выбор. Но, может, я мог сделать больше. Я не знаю. Надеюсь, вы меня простите. За все.
* * *
У ворот собралось меньше людей, чем думала Марен. Всего пару сотен. Может, у остальных все же заработала голова, и они поняли, что означает сдаться Керну. И Керн… это было хуже смерти.
Дарик повернулся к ним в последний раз.
— Уверены?
Некоторые, которые могли и начать мятеж, посмотрели на него с отвращением, с плохо скрытой ненавистью. Большая часть переминалась, сомневаясь, но не в силах отказаться.
Дарик глубоко вдохнул и взял Адаре за руку.
— Откройте врата.
Солдаты начали убирать большие цепи, что два года не пускали Керна. Они скрипели и стонали, но медленно появилась брешь. Еще пара толчков, и в брешь смогли бы пройти люди.
— Хватит, — сказал Дарик. Он посмотрел на подданных в последний раз, и они по одному покидали защиту стен.
Врата снова закрылись, Дарик прислонился к стене и закрыл глаза.
— Дарик, — сказала Адаре через минуту. — Нужно вернуться в безопасность.
Он кивнул.
— Идем в замок. Я хочу увидеть…
Никто не хотел закончить эту мысль, они шли в замок в тишине, забрались на крепостной вал и увидели, как люди медленно идут к Керну.
Казалось, весь город охватили сомнения. Марен видела это на их лицах. Некоторые сомневались в решении остаться. Они переживали, что обрекли себя на медленную и болезненную смерть. Выбор был сделан. Теперь они могли только смотреть.
Беженцы подошли к лагерю Керна, солдат выехал навстречу. Они поговорили, и всадник уехал, а через минуту вернулся с группой из пяти.
Но Марен смотрела только на человека впереди. Керн.
Он гордо сидел на коне, расправив плечи. Голова была задрана высоко.
Он остановился в десяти футах от беженцев и слез с коня. А потом шагнул вперед и слабо поклонился им. Марен увидела, как он говорит, и поняла, что сжимает ладонь Адаре.
А потом Керн повернулся к замку, словно мог посмотреть в глаза Дарику.
Жуткий страх охватил Марен, сдавил ее. Адаре тоже это ощущала. И Дарик. И весь город. И все хором задержали дыхание. И ждали.
Но ничего не произошло.
Марен подумала, что этот страх ей показался.
Пока Керн не повернулся к небольшой группе впереди его армии. Он поднял раскрытую ладонь, словно подавал сигнал солдатам, а потом сжал ее с хлопком в кулак.
И все взрослые и дети, что сдались, рухнули.
Тишина грозилась раздавить своим весом.
А потом начались рыдания. Жуткий вой пронзал душу Марен, она упала на колени рядом с Дариком и Адаре, их рыдания присоединились к скорби вокруг них.
Один голос прорезал все это. Он не был громким. Они не слышали его ушами. Это был шепот горечи ветра, коснувшегося всех людей Тредара.
Сбежать не вышло бы. Как и сдаться.
Десять
Замок пошатнулся, еще снаряд попал по внешним стенам. Никто не вздрагивал. Никто ничего не делал. Оставалось только жить с ущербом, голодом и крысами, пока жизнь не прекратится.