Осада Монтобана
Виктору Гюго, моему прославленному
и высокочтимому учителю, посвящается
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Монтобан — город на юго-западе Франции, в современном департаменте Тарн-и-Гаронна, на древней земле галльского племени кадурков. Когда во Францию, как и в другие страны Европы, пришли протестанты, их учение наибольшее распространение имело именно в этих краях, где ещё сохранились следы галльско-романской цивилизации, весьма отличной от культуры и общественного уклада французского Севера. Здесь ещё живы были воспоминания о ереси катаров. Местный протестантизм воспринял учение Кальвина, проповедовавшего в Женеве, поэтому Монтобан называли в те времена маленькой Женевой: среди 15 тысяч его жителей — 10 тысяч были кальвинистами, или по-французски — гугенотами. В 1561 г. кальвинизм был провозглашён официальной религией горожан, тогда как католических священников из города изгнали. Попытки Блеза де Монлюка, маршала Франции, взять город трижды терпели неудачу. Правда, впоследствии католики вернулись в город, а после визита Карла IX в 1565 г. городские укрепления были срыты. Сен-Жерменский мир (1570 г.) признал Монтобан одной из четырёх протестантских крепостей во Франции, после чего началось строительство новых укреплений, а по Нантскому эдикту 1598 г. он был объявлен городом-убежищем для гугенотов. В том же году был основан протестантский университет (Академия Монтобана и Пюйлорана), куда прибывали учиться молодые люди со всех концов Франции и даже из-за границы. Весьма продвинутым, по сравнению с другими французскими городами, было социальное устройство Монтобана: важное место в жизни города занимали финансисты и торговцы. Управляли городом выборные консулы, очень мало зависевшие от королевской власти. В общем, неудивительно, что при королевском дворе город называли «республикой безбожников».
Людовик XIII под воздействием своей матери, Марии Медичи, начал решительную борьбу с протестантами. В августе 1621 г. король начал осаду Монтобана. Собственно говоря, войсками командовал герцог де Люинь, коннетабль Франции, а король отдавал распоряжения, расположившись по соседству, во дворце Пикеко. Монтобанцы, которыми руководил первый консул Жак Дюпюи, хорошо подготовились к осаде. Прежде всего в город завезли достаточно продовольствия, так что горожане не испытывали недостатка в продуктах и успешно отражали приступы 25-тысячной королевской армии. Согласно легенде, король вызвал известного испанского прорицателя, и тот после длительных раздумий якобы высказал рецепт победы: надо сильно испугать осаждённых, а для этого вести одновременный обстрел города залпами из четырёхсот орудий. Легенда держалась долго, но впоследствии историки доказали, что рецепт колдуна король никак не мог использовать: в его армии было всего 38 пушек. Таким образом, вошедших в пословицу «залпов из четырёхсот орудий» во время этой операции не было. За всё время трёхмесячной осады королевские пушкари сделали около 20 000 выстрелов. После 96 дней сопротивления монтобанцы одержали победу: король снял осаду. Но его отступление было временным. После падения Ла-Рошели единственной гугенотской крепостью остался Монтобан. Горожане начали переговоры с кардиналом Ришелье и 20 августа 1629 г. без сопротивления сдались королевским войскам. Последний оплот протестантизма во Франции был ликвидирован.
Анатолий Москвин
Пролог
ИЗМЕНА
I
има 1621 года была суровой и началась рано. В начале декабря морозы и снега устремились с севера на юг Франции, где, растаяв, послужили причиной затопления нижней части королевства.
Особенно плохо приходилось Лангедоку. Эта тёплая земля трубадуров, застигнутая дурной погодой как бы врасплох, от Монтобана до Нарбонны и от Нарбонны до Нима превратилась в огромное озеро грязи.
Упомянутый нами город Монтобан, или скорее окрестности этой цитадели в особенности страдали от дурной погоды. Реки Тарн, Тёску и воды глубокого оврага, окаймлявшие плато, на котором возвышается этот большой и прекрасный город, разлились во все стороны и подтопили луга. Потом мороз превратил эти болота в фальшивую твердь: почти везде лёд ломался под ногой, отваживавшейся на него ступить, и иногда человек проваливался на глубину.
Странное дело, те, кто должны были бы проклинать эту свирепость природы, те, кому её причудливая суровость причиняла вред — и крестьяне, и горожане, — почти благословляли неожиданный зимний разлив.