Сзади слышалась артиллерийская канонада. Орудия басили, и звук их был непривычен для слуха после долгой относительно тишины.
«Русские зашевелились… Ведь они продвигаются вперед, а не назад. Им нужно отступать…» — подумал Балинт и сразу же мысленно наметил их путь отступления на Марамарош. Он горько вздохнул, сгорбился и еще теснее, насколько мог, вжался в угол.
— Прекратите стрельбу… — шептал он, тяжело дыша, но орудия не выполнили его желания. Их отдельные выстрелы скоро слились в единый мощный гул. Машина шла дальше по бугристому полю. Балинт сунул правую руку под шинель, нащупал дорогие для него документы и, бережно прикрывая их, благоговейно стал держаться за карман прямо поверх сердца.
4
Вильмош Грос не думал о возможных последствиях. Он был голоден и хотел сходить на улицу Лехель. В начале восьмого он накинул на плечи плащ и вышел из барака.
Уже почти совсем стемнело.
Вильмош обошел барак и направился к нужнику. Как и всегда, он задержался у деревянной будки туалета, прислушался, а затем махнул через забор на волю. Незаметно пройдя между высокими, с двухэтажный дом, штабелями досок, кучами песка, цемента и листового железа, он вышел на улицу.
Никто не заметил его ухода, хотя перед входом в барак стоял часовой, пожилой солдат, вооруженный винтовкой с примкнутым штыком. Он видел, когда юноша пошел за барак. Солдату было скучно, и поэтому, немного подождав, он отправился к нужнику, подойдя к которому громко спросил:
— Что, понос тебя прохватил?
Ответа не последовало, и тогда солдат открыл дверь.
— Ах ты, мать твою… Словом, смылся мерзавец… — Покачав головой, он улыбнулся. «Глупый щенок, думаешь, что поступил очень умно, перехитрив меня. Наверное, выскочил на улицу Лехель, к лавочнику…» Солдат вернулся к бараку и задумался. В другое время узники тоже выбегали из гетто: снимут желтую звезду — он заметил, что они ее не нашивали, а прикалывали булавкой, — и бегут что-нибудь купить. Дураки. Лучше бы сказали ему, он с удовольствием принес бы им, что надо. Наказание божье, что они вытворяют. А между тем очень хорошо знают, чем это кончается. Однажды солдат решил немного наказать маленького мальчика. Не сильно, а так, для острастки, чтобы знал, что так делать нельзя. Если бы на его месте стоял какой-нибудь деревенщина, тот бы давно дал свисток, поднял по тревоге всю охрану и заработал бы за бдительность отпуск или какое-нибудь другое поощрение.
Однако солдат решил преподать этому щенку небольшой урок, ведь бежит он прямо к своей погибели. Солдат ждал, мысленно подзывая его к себе: «Ну, приходи же, приходи…»
Юноша, однако, не появлялся, и солдат начал беспокоиться. В восемь — смена, проверят численность, и тогда ему несдобровать: разделают под орех. Он вытащил часы — это были старомодные карманные часы, — щелкнул крышкой. Было уже три четверти восьмого. Укоризненно покачал головой. «Не делай глупости, паренек…»
Послышался стук далеких шагов.
«Для смены еще рано… если только…»
Больно кольнула мысль: а вдруг паренька поймали? Тогда его привлекут к ответственности за то, что он не заметил побега, если еще не обвинят в пособничестве.
«Глупый парень!» — выругался солдат и, выхватив из кармана свисток, несколько раз продолжительно свистнул.
Скрип гравия под тяжестью сапог слышался уже совсем близко, а он продолжал вовсю дуть в свой свисток.
— Прекратите свистеть! Вы же слышите, что идем!
Солдат узнал голос разводящего. В этот момент он был почти уверен, что беглец уже схвачен. Однако, как и положено, принял стойку «смирно» и громко доложил:
— Подозреваю побег, докладываю покорнейше.
— Хорошо, что подозреваете. Сдайте пост!
Из-за спины разводящего выступил солдат и встал рядом.
— Пост номер три, — выпалил солдат привычную формулу сдачи поста, — сдал!
— Пост принял!
Разводящий повернулся кругом, и солдат двинулся за ним. Немного пройдя, разводящий, он был в чине младшего унтер-офицера, начал выговаривать:
— Уже полчаса, как этот еврей сидит в караульном помещении, его задержали на улице Лехель, а вы только подозреваете? Что вы думаете? Для чего вас поставили к бараку?
— Покорнейше докладываю, этот парень пошел в клозет. Я не знаю, как его зовут, молоденький такой, совсем еще мальчик. Потом мне показалось странным, что его долго нет. И надо же было додуматься щенку. Когда же я пошел посмотреть, его уже там не было. Тогда я и подал сигнал тревоги.