— Подготовиться к метанию гранат!
«Осел, еще не видно их передовой линии». Петер тоже достал гранату, но предохранительной чеки не выдернул.
Услышав первый взрыв, он прыгнул в первую попавшуюся воронку и присел.
Над ним со свистом пролетали пули и снаряды. Трещали пулеметы, в их басовитое клокотанье вплетался треск автоматов.
«Фланговый бьет… — Петер чуть передернул плечами. — Ну еще бы, бьет, как дубина…»
Немного позже мимо воронки в тыл побежали люди. Петер опять вспомнил о жандармах. «Ложитесь, вы, дураки!..» Он хотел это крикнуть бегущим и уже раскрыл было рот, но потом передумал, решив, что они все равно не поймут его, и закрыл рот.
Так он сидел, прильнув ко дну воронки.
За спиной Петера вновь забил пулемет.
Потом внезапно стало тихо.
«Что это, неужели конец?» Казалось, вся эта катавасия продолжалась очень недолго. Петеру хотелось взглянуть на поле боя, узнать, какова боевая обстановка, но он тут же решил пока не высовываться из ямы. Он озабоченно сморщил лоб. «Слишком быстро настал конец…»
Над воронкой просвистел снаряд.
Петер инстинктивно втянул голову в плечи.
Снаряд разорвался совсем рядом. В воздухе просвистели осколки, Комья земли посыпались на каску и, громко стуча, рассыпались от удара о сталь.
Петер Фёльдеш заковыристо выругался. Он еще не закончил ругаться, как получил новый «подарок». Взрывы снарядов и мин слились в общий гул, стучали пулеметы, заглушая хлопки винтовочных выстрелов. Сыпались комья земли. «Еще этот дождик…» Петер чувствовал себя очень несчастным. «Скотина, дубина стоеросовая… Из-за такого осла придется погибать…» Он поудобнее улегся в воронке, решив ждать. «Бейте, рвите друг друга, как бобик тряпку…» Петер положил на край воронки ручную гранату, а рядом — винтовку, потом отвернул пробку фляжки и сделал большой глоток кофе, разбавленного ромом. С утра он остыл, но все равно было приятно взбодрить себя. Аккуратно вытерев усы и спрятав на место флягу, он вытащил из кармана брюк жестяную коробочку с куревом.
Гремевший вокруг бой Петера не особенно волновал. В эту воронку еще раз все равно не попадут, в этом он был уверен и потому считал себя в относительной безопасности. Он решил просидеть в воронке до вечера, тем более что табаку и бумаги для курева у него было достаточно. А когда стемнеет, он сумеет доползти до тех нескольких человек, которые останутся от роты после боя. А их останется немного, и Петер надеялся, что ротный-то наверняка в живых не останется. И снова ему пришла в голову мысль: а не перейти ли к русским? Вспомнил он и страшные рассказы о том, что творят русские с пленными, только он не верил этим россказням. «Все это сказки, а вот Сибирь действительно очень далеко».
Самокрутка была готова.
Вдруг рядом что-то страшно грохнуло и оглушило Петера. Перед глазами поплыли огненные круги.
«Да идите же вы все к… матери!..» Он сдвинул брови, принимая за личное оскорбление, что его никак не оставляют в покое.
Силой взрыва его слегка подбросило, земля под ним мелко задрожала. Комья земли, оторвавшись от края воронки, посыпались на дно.
— Ну и ну… — зло пробормотал он.
Когда земля успокоилась, он неодобрительно покачал головой, сунул в зубы самокрутку и защелкнул жестяную табакерку.
И в этот момент что-то свалилось ему на шею. Петер застонал и оттолкнул это что-то к стене ямы.
От удивления у него перехватило дыхание, глаза вылезли из орбит. Сигарета выпала изо рта.
Привалившись к стенке, в яме сидел красноармеец. Он тяжело дышал. Одежда его была изорвана и висела на нем клочьями, лицо перепачкано кровью и маслом; белокурые волосы, сбившись в клочья, прилипли ко лбу, глаза дико блестели. В руке он сжимал пистолет, направив его в грудь Петера.
Они смотрели друг на друга волчьими глазами.
«Мать твою… — Петер не смел даже пошевельнуться. — Смотрите на него, сам еле дышит, а туда же, воевать».
Грудь русского, словно кузнечные мехи, вздымалась и опускалась. Одна нога у него как-то неестественно подвернулась, и, опираясь о стенку ямы, он слегка сполз вниз, но пистолета из рук не выпустил, бросая косые взгляды на винтовку и гранату Петера.
Посмотрев на ногу русского, Петер увидел, что чуть повыше щиколотки из нее через сапог торчит длинный осколок.
«Надо бы его вытащить», — подумал Петер, но, взглянув в глаза солдата, потерял охоту делать это. «У него даже глаза и те стреляют».