Задержка Тобиаша явно нервировала офицера. Он сделал несколько глубоких затяжек и мысленно пришел к выводу, что его сейчас, собственно, нервирует все на свете…
«Поражение под Мохачем… как давно оно было…»
Поручик сокрушенно вздохнул. Мысли его заметно раздваивались. Детально анализируя положение на фронте, он невольно приходил к выводу, что война ими уже проиграна, а сама Венгрия несется навстречу собственной катастрофе. Однако свою объективную оценку поручик обычно дополнял строчками одного стихотворения, которые приходили ему на память: «… От Карпат и до Дуная повсюду бешеный вопль и дикая гроза… А ты, венгр, стоишь с распущенными волосами и окровавленным лбом…» Сейчас эти слова поэта, фамилию которого он забыл, казались поручику особенно верными. Он никак не мог успокоиться и все же на что-то надеялся… «А вдруг… А вдруг да в самый последний момент и удастся сплотить всех венгров и бросить их на борьбу… И уж если им посчастливится вырваться из этой долины скорби и пусть не победить, но хотя бы добиться для себя мира на почетных условиях, тогда…»
Графу Анталу Даниэлю казалось, что Будапешт доживает свои последние дни. Ему хотелось (мысленно он молился об этом), чтобы все права в стране были переданы народу и чтобы каждый воспользовался ими…
Даниэлю вдруг захотелось стать в офицерском корпусе не каким-то особенным лицом (его отец пал смертью храбрых в первую мировую, заслужив Золотую медаль витязя, что и помогло его сыну безо всякой протекции попасть учиться в военную академию Людовики, а затем и окончить ее, получив путеводные золотые звездочки на погоны), не этаким уникумом, а одним из многих, которые выходят из самой гущи мелкого крестьянства.
От руководителей нации поручик ожидал решительных действий, а они тем временем, погрузив в вагоны все венгерские законы, увозили с собой на Запад все, что попадало им под руку. Когда Даниэль впервые собственными глазами увидел это, он не поверил себе, так как был пьян, а когда протрезвился и увидел то же самое, то прямо-таки решил, что у него начались галлюцинации на почве частых перепоев. «Какая глупость: законы невозможно погрузить в вагоны и увезти…» Ему даже стало стыдно, что такая мысль могла прийти ему в голову. Однако каким бы странным ему это ни казалось, он попал в самую точку. С тех пор один вид железнодорожных составов, бегущих на Запад, причинял ему настоящую физическую боль, хотя в глубине души он и был полностью согласен с распоряжениями властей относительно вывоза всех ценностей из страны. И поскольку Даниэль не видел другого выхода, то, чтобы не ломать себе попусту голову поисками решения государственных проблем, он еще больше увлекся пьянством. И вот теперь очередь дошла и до Будапешта… А нация так и не поднялась на ноги, как этого хотелось поручику, не встала на защиту столицы даже в этот решающий момент…
К поручику неуклюже подошел старый солдат и остановился не прямо напротив, а немного сбоку.
— Господин поручик, покорнейше…
Офицер бросил на солдата беглый взгляд и сорвавшимся тонким голосом прервал рядового бранью:
— Вы меня, видимо, считаете пляжной проституткой, с которой можно сторговаться? Как вы осмелились обратиться ко мне еще раз! Убирайтесь вон!..
Злость так и распирала поручика, который, однако, злился отнюдь не на старого солдата, а на обстоятельства, сложившиеся, как ему казалось, таким образом, что венгр превращался в крысу.
«Все это, конечно, вина самого Хорти… Его главная вина…» — подумал Граф Антал Даниэль, но тут же его мысли перескочили на то, что ему пора было бы уже давно сидеть у Ливии в квартире. Вспомнив о ней, он чуть было даже не рассмеялся, но тут же сразу помрачнел. «Я смеюсь над трагедией собственного «я»…» И он сокрушенно покачал головой.
Ливия принадлежала к числу барышень и была готова на все, на что обычно готовы наиболее опытные дамы из лучших публичных домов. Жила она в двух кварталах от дома, на крыше которого нес службу Даниэль.
«Великолепная кошка…» — подумал о ней поручик, а подумав, уже не мог удержаться от ухмылки. Собственно говоря, Ливия была влюблена не в самого Даниэля, а в его графский титул, с помощью которого Анталу и удалось завладеть ею.
А произошло это при следующих обстоятельствах. Когда кольцо наступающих советских войск сомкнулось вокруг Будапешта, поручик как-то проводил рекогносцировку запасных огневых позиций для своей батареи. В ту пору он еще рассчитывал на получение трех орудий, которые ему обещали прислать, почему он, собственно, и обошел не один, а три дома, рассчитывая на крыше каждого из них установить по одной зенитке. В одном из этих домов он и увидел в коридоре Ливию, все прелести которой были прикрыты коротким домашним халатиком.