— Как, например, отсутствие космических патрулей, которые должны были защитить «зеленых» от наших «Ростовиков», но не сделали этого. Верно?
— Верно. Доктор Бородов, сегодняшние маневры ничего не доказывают, и вы это знаете. Если бы на месте «зеленых» были Облачники, нашим ЖМ-2 пришлось бы иметь дело с целым роем эсминцев. Им повезло бы, сумей они осуществить хотя бы десятую долю сегодняшних попаданий. Разве что они столь же эффективны против космических боевых кораблей, как против краулеров.
Бородов поглядел по сторонам.
— Я так не думаю. У них слишком узкая специализация. И я, разумеется, знаю, что эти маневры ничего не доказывают. И Николай Януарьевич знает. Правда в том, что у нас нет настоящего Флота. Такого, который мог бы справиться с предстоящей задачей.
— Борода Вута, — прошептал Брим. — Я думал, что великому князю должны показать все.
— Должны — и покажут до конца маневров.
— Тогда он увидит то же, что и мы.
— Увидеть-то он увидит, Вилф Анзор…
— И что же?
— То, что мой брат увидит, не столь важно, как то, какие он сделает выводы.
— Не понимаю.
Бородов снова поглядел по сторонам.
— Поговорим об этом после, когда будем одни — вместе с Николаем Януарьевичем. На вечернем банкете тебе много чего порасскажут насчет космической поддержки — только веди себя осмотрительно. Там будут очень крупные армейские чины.
— Банкет? — ахнул Брим. — Сегодня вечером? Мне хочется одного: сжевать свой паек и завалиться спать.
— Вилф Анзор, — опешил Бородов, — да ведь день только начался! Скоро начнется большая пирушка в честь князя. Горы превосходной еды и логийское вино! Этого никак нельзя пропускать! — Он посмотрел на старинные механические часы, которые носил, — подарок от археологической экспедиции, которую он финансировал. — У нас останется меньше метацикла не переодевание.
Снизу появились солдаты, ведущие за собой по воздуху вереницы чемоданов, и рубка преобразилась в гардеробную — для обоих полов. У медведей желание возникало, только когда их женщины были «в поре», как учтиво выражались содескийцы. С точки зрения Брима, это делало медвежье общество куда более мирным, хотя и скучноватым.
— Забудь о своих недомоганиях, Вилфушка, — посоветовал Урсис через комнату. Глоток винца — лучшее лекарство во Вселенной, и чем больше таких глотков, тем лучше.
Брим усмехнулся помимо воли. Вино действительно исцеляет самые разные боли. И если он хоть что-нибудь смыслит в содескийских банкетах, ни на количество, ни на качество выпивки жаловаться не придется. Мысленно возблагодарив высшие силы, пославшие ему Барбюса, он открыл свой чемодан и стал переодеваться.
Банкет состоялся в городке нарядных, разноцветных палаток, окруженном двумя рядами краулеров — и синих, и зеленых. Брим и его друзья вошли с метели в один из самых просторных шатров. У входа стояли не меньше пятидесяти солдат, а четверо лакеев в белых бриджах, золотых ливреях и ярких скуфейках распахивали перед гостями входные полотнища. Внутри открывался высокий зал, где с потолка свисали фестоны шитой золотом ткани. На стенах пестрели живыми красками гобелены со сценами из содескийской истории. Тысячи дымящих, мерцающих свечей — настоящих, насколько Брим мог разобрать, — горели в огромных хрустальных люстрах, наполняя помещение светом и теплом. Но полу никакого внимания не уделили, и под ногами хлюпала грязь. Возможно, это единственная скидка князя на «полевые условия», усмехнулся про себя Брим.
Здесь собралось не меньше двухсот содескийских офицеров — они попивали вино из огромных хрустальных кубков и посылали в воздух, уже затуманенный свечами, клубы дыма из своих трубок. Их парадные мундиры относились еще к временам великой медвежьей империи, но, впрочем, не так уж отличались от авалонской формы: белый двубортный китель, белая рубашка с черным галстуком, серые бриджи или широкие брюки с красными лампасами по бокам и высокие черные сапоги. Все это разнообразилось аксельбантами с портупеями — одни роскошнее других. Знаки отличия, кроме головных уборов (порой вычурных до смешного), помещались на воротниках и погонах, а генералы вдобавок носили пуговицы и эмблемы. Здесь, на голой планете, после целого дня утомительных учений, весь этот блеск казался Бриму совершенно невероятным — а если вспомнить о грозящей войне, которую эти офицеры легко могли проиграть, то и суетным.
Великолепный мажордом — явно подвизающийся при дворе, — увидев Бородова, сверился со своей памятной планшеткой, затем низко поклонился, дунул в серебряный свисток и пространно объявил новоприбывших по-содескийски. Блестящая толпа с вежливыми аплодисментами раздалась, слуги в высоких сапогах подошли к кубкам на подносах, и трое друзей, взяв себе вина, влились в шумное сборище.
Урсис и Бородов принялись знакомить Брима с присутствующими, что сопровождалось множеством цветистых фраз. Серьезные разговоры о военных делах здесь казались неуместными. Одна пожилая медведица на безупречном авалонском спросила его о «Звездном Огне», но не успел Брим толком ответить, как она отвернулась и заговорила с кем-то другим. После этого он отделывался краткими, ничего не значащими репликами, каких от него, очевидно, и ждали.
Внезапно высоченные дворцовые гвардейцы — сто медведей в блестящих серебряных панцирях и шлемах с плюмажами — выстроились по обе стороны занавешенного входа. Брим не раз видел их на голографиях, но в действительности они впечатляли еще более. Он покачал головой, тщетно пытаясь понять, зачем великому князю было тратиться, везя их всех на эту окраинную планету. Затем Урсис представил его очередному важному лицу, и вечер пошел своим порядком.
Вскоре у входа возникла суета, и порыв морозного воздуха привлек общее внимание.
— Прибыл брат Анастаса Алексия, великий князь Николай, — пояснил Урсис, взглянув поверх очков.
— И его свита, — неодобрительно фыркнул Бородов. — Уж одну-то ночь Николай мог бы проспать и один.
Гвардейцы встали навытяжку, и между их шеренгами появился небольшой темный медведь, чей облик — явно отретушированный — красовался над входом каждого содескийского общественного здания: великий князь Николай. Он носил фельдмаршальские звезды с гирляндами и нехитрый головной убор: восьмиконечную корону с блестящими камнями.
За ним шли пышно разодетые штатские лица — видимо, высшие придворные чины. Брим узнал торчащую челюсть Огона Ростова, министра финансов — этот медведь часто бывал в Авалоне. Словина Бржмель, министр иностранных дел, тоже легко узнавалась по большому черному носу. Многие другие тоже показались Бриму знакомыми, возможно, по его прежним визитам в Содеску, но он не мог вспомнить, как кого зовут.
За должностными лицами последовала волна нарядных медведиц во главе с великой княгиней Катериной. На ней было пышное белое платье, украшенное жемчугом, на который можно было купить не меньше полудюжины «Звездных Огней» и в течение стандартного года платить жалованье их экипажам.
— Бедная женщина. — Урсис насмешливо возвел глаза к небу. — Нельзя же выставлять свою нищету на всеобщее обозрение.
— Я постараюсь не замечать, — в лад ему ответил Брим.
Двор стал обходить зал, сопутствуемый низкими поклонами собравшихся. Князь время от времени обменивался несколькими словами с избранными членами офицерского корпуса. Он поболтал немного с Бородовым, кивнул Урсису при этом, потом поднял брови и уставился прямо на Брима. Бородов, выслушав вопрос брата, ответил что-то, включавшее слова «Вилф Анзор».
Князь снова устремил на Брима задумчивый взгляд.
— Адмирал Брим, — сказал он на безупречном авалонском, — я слышал о вас и о героизме, который вы проявили во время битвы за Авалон.
Бриму как гражданину Империи воспрещалось кланяться кому бы то ни было, и он лишь склонил голову в ответ на этот панегирик.
— Я польщен, ваше величество.
— Да, это понятно, — с улыбкой кивнул князь. — Я редко заговариваю с кем-либо ниже барона. «Когда скальные волки начинают скользить по льду, время камышовых змей проходит», как говорится. — И князь, словно приняв какое-то решение, заверил: