От автора
Документальное повествование
Посвящается Андрюше
В этой документальной повести все, вплоть до мелких деталей, достоверно. Вымысел — только имя главного действующего лица. Теплов — герой моего неопубликованного романа, и все, что пережито мной, я отдал ему в одной из глав.
В декабре 1991 года я, в качестве специального и парламентского корреспондента журнала «Аврора», вылетел в очередную командировку на Кавказ для встречи с недавно избранным президентом Чечни Дудаевым и председателем Верховного Совета Северной Осетии Галазовым. Помимо этого, я должен был отправиться на территорию сопредельного государства, то есть суверенной Грузии, для проверки письма, полученного редакцией из Цхинвали, столицы Южной Осетии. Еще весной из этого региона приходили тревожные сообщения о начавшейся между грузинами и осетинами гражданской войне, которую комментаторы дипломатично называли «вооруженным конфликтом». Житель Цхинвали, взывая к ленинградцам о помощи, с болью рассказывал, что из себя представляет «конфликт». Его письмо вызвало в редакции шок, и решено было послать туда корреспондента. Это было в таком недавнем и таком далеком 1991-м. С тех пор понятие «межнациональный конфликт» не раз вторгалось в нашу жизнь, и урок, полученный мною в той командировке, заставляет оценивать такие события по-иному, чем раньше.
Из Джавы Василий Теплов ехал в «Икарусе» с зашторенными окнами под охраной БТРа{1}. Начальник райотдела милиции объяснил ему, что все Рокское ущелье населено осетинами и находится под их контролем, но за Джавой дорога на Цхинвали проходит через четыре грузинских села, а там осетинские машины расстреливают. Накануне, взяв интервью у Галазова, Теплов спросил, нельзя ли ему попасть на территорию соседей. Глава Северной Осетии вызвал к себе генерала, министра внутренних дел республики, и утром следующего дня Теплов в сопровождении капитана и сержанта уже ехал на милицейском «уазике» по направлению к Транскавказской автомагистрали, или проще — Транскаму.
Милиционеры оказались словоохотливыми, всю дорогу расспрашивали о Ленинграде, упорно называя город именно так, хоть и знали о переименовании его в Петербург, и сравнивали ленинградскую блокаду с цхинвальской.
— У наших тоже Дорога Жизни есть, — рассказывал капитан, — через горы. В Джаву приходят обмороженными. С детьми, с женами идут. А что делать — жить все хотят.
На посту ГАИ машина остановилась. Капитан ушел в дежурку, но скоро вернулся, неся в руках автомат и подсумок. За постом дорога начала медленный подъем вдоль склона ущелья, на дне которого пенила волны река.
— Уран здесь добываем, — сказал капитан, указывая на штольню в противоположном склоне.
Теплов проводил любопытным взглядом черный отверстый зев круглого тоннеля, быстро проплывший мимо. Временами горы немного раздвигались, создавая крошечные отлогие пространства для селений. В других местах дома карабкались по склону, вызывая в памяти птичьи гнезда на отвесных кручах. Каменистые тропинки сбегали к шоссе, по ним спускались с портфелями и ранцами в поселковую школу дети. Иногда узкие дороги ответвлялись от шоссе и круто уходили в горы. Отара овец преградила путь машине, вынудив остановиться. Громадные лохматые собаки яростно кинулись на «уазик». Двое чабанов в бараньих шапках и бурках, размерами под стать своим овчаркам, неторопливо прошествовали мимо, закинув руки на палки, лежавшие на плечах. Они сдержанно кивнули в ответ на приветствие милиционеров. И снова гудение машины заменило собой отсутствующие звуки — вокруг лежала тишина.
На небольшой площадке у дороги Теплов заметил несколько машин и группу людей возле обломка скалы, размером с легковой автомобиль. На камне сидели три человека в косматых шапках. «Уазик» затормозил, милиционеры вышли, и Теплов поспешил следом. Перед сидевшими на камне стояла большая консервная банка, милиционеры бросили в нее по монете.
— И ты брось, — сказал Теплову капитан, — все равно сколько.
В машине Теплов спросил, что все это значит.
— Горцы, — сказал капитан так, словно одного этого было достаточно; но, помедлив, все же добавил: — Собирают деньги, покупают на них барана и на этом камне приносят его в жертву своим богам.
Чем выше поднимались, тем реже встречалось человеческое жилье, и наконец лишь горы, уходившие вниз — в пропасть и вверх — в небо, остались вокруг. Склоны их здесь уже были выбелены снегом. На подъездах к Рокскому перевалу начали попадаться зенитки, они стояли у самого обрыва и целились в сверкающие вершины. Около одной из пушек «уазик» остановился. Сразу же к машине подошел какой-то человек, должно быть, артиллерист. На вопрос капитана, как дела, он ответил раздраженно и кивнул в сторону массивных снежных козырьков, нависших над ущельем: