Но вот мероприятия кончились, и память о Тяньцзяне стала остывать, как остыл его труп. Однако недели через три его имя вновь всплыло в диалоге между супругами. Они сидели после ужина в спальне и беседовали. Вдруг Цайшу произнес:
— Насколько я понимаю, все признаки налицо — у нас будет ребенок… Что ж, кому на роду написано иметь детей, от этого не уйдет. Тебе не о чем беспокоиться — прожить мы в любом случае сможем, да и война ко времени родов, надо полагать, закончится. А тогда все войдет в нормальную колею. Знаешь, что мне пришло в голову: если будет мальчик, давай назовем его Тяньцзянем. Все-таки мы дружили несколько месяцев, есть о чем вспомнить. А ты как думаешь?
Маньцянь подошла к окну, открыла ящик письменного стола, долго шарила в нем, будто разыскивая что-то, а потом сказала, опустив голову:
— Нет, я против. Ты видел на панихиде ту, что мы прозвали «авиаматкой»? Вырядилась, будто его вдова, распустила нюни… Ты ведь знаешь натуру Тяньцзяня. Наверняка они были не просто знакомые. Как знать, не оставила ли она… не осталось ли в ней памяти о нем? Вот пусть она и рожает мальчика и называет его в честь отца. А я должна сказать тебе откровенно — я этого ребенка не хотела и вряд ли смогу его полюбить.
Как обычно, Цайшу не стал спорить с женой, а ее последняя фраза вызвала в нем немалое беспокойство — он стал считать себя виноватым в том, что в их жизнь вторгнется непрошеный пришелец. Он откинулся в кресле и зевнул во весь рот:
— Ну ладно, там видно будет. Что-то я уморился! А ты чего там ищешь?
— Ничего особенного, — неопределенно ответила Маньцянь. — И я устала, а вроде бы сегодня никаких дел не было.
Цайшу окинул неспешным взором еще не утратившую грациозности фигуру супруги, и в его взгляде засветились заботливость и нежность.
1943
Ян Цзян
ШЕСТЬ РАССКАЗОВ О «ШКОЛЕ КАДРОВ»
ВСТУПЛЕНИЕ
Закончив «Шесть рассказов о «школе кадров», Ян Цзян дала мне рукопись. Мне показалось, что в ней не хватает еще одной главы, которую можно было бы назвать примерно так: «Кампания: рассказ о стыде».
Одной из важных задач школы кадров Отделения общественных наук АН Китая было проведение кампании по выискиванию «участников группировки 16 мая». Два с лишним года вся жизнь в школе проходила в атмосфере критики и обличения. Из-за сельскохозяйственных работ, строительства жилищ, переездов и т. п. ритм кампании порой замедлялся, затем вновь набирал скорость, но — подобно перемежающейся лихорадке — хворь не оставляла тела больного. На этом монументальном фоне рассказы о труде, о досуге и обо всем остальном выглядят как вставные эпизоды или интермедии.
Сейчас другие времена — как говорится, вода ушла, и обнажились камни. Как и во всех других кампаниях, в этой участвовало три рода людей. Если бы дело дошло до воспоминаний, то невинно пострадавшие, подвергшиеся проработкам, написали бы, возможно, «Рассказ об обиде» или «Рассказ о негодовании». Что касается рядовых исполнителей и свидетелей травли, то они, скорее всего, написали бы «Рассказ о стыде». Одни стыдились бы, что оказались глупцами, не сумели разглядеть надуманность и вздорность обвинений, что пошли на поводу у других и травили хороших людей. Другие (и я в том числе) стыдились бы своей трусости: ведь чувствовали, что творится несправедливость, а побоялись поднять голос протеста и самое большое, на что решались, — не проявлять слишком большой активности. И был еще один сорт людей: прекрасно понимая, что речь идет о нагромождении не вяжущихся друг с другом измышлений, они тем не менее бросались в бой за это темное дело с кулаками, со знаменами и барабанами в руках. Им-то больше всех пристало бы написать «Рассказ о стыде». Очень вероятно, однако, что они не вспоминают о содеянном и стыд их не терзает. Может быть, они постарались все забыть именно из чувства стыда, но скорее — из-за его отсутствия. Люди сплошь и рядом стараются не запоминать неблаговидные и порочащие их поступки, которые проходят через решето памяти и исчезают без следа. Кроме того, стыд делает людей боязливыми, колеблющимися, он мешает им вести суровую борьбу за существование. Ощущающий свою ущербность человек на время, а то и навсегда выпадает из первых рядов. Стало быть, стыд-де — не то чувство, которое надо культивировать, лучше с ним вообще покончить. Даже в древних канонических книгах среди «семи чувств» стыд не значился. А в новое время, когда общественная жизнь становится все более напряженной, это душевное состояние не только бесполезно, но и весьма вредно; не испытываешь его — и ладно, живи себе легко и весело.