Жена Чжоу заметила, что Фан долго сидит, прикрывшись газетой, и сказала мужу:
— Смотри, как доволен Хунцзянь, уже который раз перечитывает!
— Это он приглядывается к барышне Су, наверное, хочет взять ее в жены вместо сестры! — сострил юный шурин.
— Не болтай чепухи! — не выдержал Хунцзянь. Он не скомкал газету, никак не выдал своего возмущения, но в горле у него пересохло.
Супруги Чжоу удивились, видя, что Хунцзянь стал вдруг неулыбчив, но тут же обменялись понимающими взглядами и в один голос обрушились на Сяочэна:
— Бить тебя некому! Что за манера — встревать в разговоры взрослых? Хунцзянь только сегодня вернулся, вспомнил твою сестру, загрустил, а ты лезешь с неумными шутками. Нечего паясничать!.. Мы знаем, дорогой зять, у тебя доброе сердце — не сердись на мальчишескую выходку.
Фан снова покраснел, а мальчик надулся и проворчал негромко:
— Нечего притворяться! Что ты, всю жизнь не будешь жениться? А авторучка твоя мне не нужна, можешь взять обратно!
Ложась в постель, Фан заметил, что карточки Шуин на столике уже не было — теща, видимо, убрала ее из опасения, что зять расстроится и будет плохо спать. Всего шесть часов назад сошел он на берег, но уже ощутил, что попал в иной мир. Радость, с которой подплывал он к Шанхаю, словно улетучилась, Фан казался себе слабым и ничтожным. С работой не ясно, с любовью не вытанцовывается… Раньше он мечтал, что вернется после учебы, как вода, испарившаяся с земли, возвращается в виде дождя, принося людям радость. На самом же деле явление его из этакой дали не вызвало даже пузыря на поверхности людского моря. Впрочем, стараниями заведующего канцелярией он сам стал похож на большой мыльный пузырь. Летит, пестрит всеми красками, а ткнули — и нет его. Хунцзянь посмотрел в затянутое сеткой окно. Небо было усеяно звездами, казалось, в полном молчании они стремились вытеснить одна другую. Молодой месяц, словно еще не сформировавшаяся, но уже отбросившая робость девушка, светил неярким, чистым светом. На газоне возле дома какие-то насекомые вели ночную беседу. Где-то множество лягушачьих глоток издавали нескончаемое «брекекекекс», похожее на бурление кипящей воды. Бедняжки так надрывались, что вызывали жалость — ведь ничто в мире не стоит таких усилий. К окну приблизилось несколько светлячков. Казалось, они не летели, а плыли в плотном воздухе. Когда-то такое зрелище было привычным для Хунцзяня, но сейчас у него вдруг больно сжалось сердце, на глаза навернулись слезы. И тут он ощутил, как прекрасна жизнь, как хорошо вернуться на родину!.. А все эти газетные новости заслуживают не большего внимания, чем зудение комаров за сеткой окна. Он облегченно вздохнул, потом зевнул.
Когда поезд Хунцзяня подошел к его родному городку, на платформе стояли старый господин Фан, его ближайшие друзья, младший брат Хунцзяня — Фэнъи, а также двоюродные братья и дядья. Польщенный вниманием, Хунцзянь церемонно приветствовал каждого из встречающих и произносил:
— Мне очень неловко, вы пришли в такую жару! А ты, отец, как мог ты себя так затруднять! — закончил он, отмечая, как много седины прибавилось на голове у старика.
Отец протянул ему складной веер:
— Твои собратья, что одеваются по-европейски, предпочитают веера из соломки, но этот лучше… Ты молодец, однако, что не загордился, едешь вторым классом. А то я, признаться, решил было идти к первому.
Родня и знакомые тоже одобрили скромность Хунцзяня. Едва они миновали билетный контроль, некто в синих очках и европейском костюме потянул Хунцзяня за рукав:
— Прошу не двигаться. Будем фотографировать.
Не успел Фан спросить, зачем это нужно, как щелкнул затвор, и он увидел перед собой другого человека, с «лейкой». Очкастый протянул Фану свою визитную карточку и спросил:
— Доктор Фан вернулся на родину вчера?
Человек с «лейкой» также передал ему визитную карточку, и Фан узнал, что перед ним репортеры двух местных газет. Они заявили, что, поскольку доктор устал с дороги, они явятся к нему завтра, а пока что распрощались с господином Фаном и покинули вокзал.
Фэнъи улыбнулся брату:
— Ты стал знаменитостью нашего уезда!
Репортерское величание его доктором резало Хунцзяню ухо, однако от почтительности окружающих его так и распирало. Он увидел, что в маленьком городке стать личностью ничего не стоит, и пожалел теперь, что не надел хорошего костюма, не захватил трости. Потный, со складным веером в руке, он вряд ли хорошо получится на снимке.