Господин Чжан приветствовал его с шумным радушием: «Хэлло! Доктор Фан, милости просим». У него была особенность, выработавшаяся за долгие годы общения с иностранцами (впрочем, в иностранных фирмах или Ассоциации христианской молодежи это вряд ли считалось особенностью), — он любил вставлять в свою речь ненужные английские слова, не выражающие больше того, что можно сказать по-китайски. Слова эти нельзя было бы уподобить, скажем, золотым зубам во рту — те служили не только для украшения. Скорее их можно было сравнить с тем, что порой застревает между зубами и указывает лишь на то, что человек хорошо пообедал. Чжан старательно подражал американскому выговору, чуть-чуть перебарщивая при произнесении носовых звуков, так что со стороны казалось, будто у него насморк. Когда он говорил very well[32], получалось нечто, напоминающее урчание комнатной собаки — «вурри вул». Жалко, что его не слышали древние римляне, иначе Персий увеличил бы число «звуков, похожих на собачье урчание»[33].
Хозяин первым делом справился у гостя, каждый ли день он go down town[34]. Затем, когда Хунцзянь обратил внимание на шкаф, забитый вазами, чашками, тарелками, и спросил, занимается ли господин Чжан коллекционированием фарфора, тот ответил:
— Sure[35]. Прошу сюда, have a look-see[36].
Хозяин раскрыл шкаф. Осматривая вещи, Хунцзянь видел на каждой вещи штампы «Чэнхуа», «Сюаньдэ», «Канси»[37], но, не умея отличить подлинные вещи от подделок, ограничился замечанием:
— Наверное, это стоит больших денег!
— Sure! Деньги немалые. Plenty of dough![38] Но лучше скупать фарфор, чем картины или книги. Если обнаружится, что книга — подделка, она становится waste paper[39]. А поддельный фарфор можно использовать как столовую посуду. Когда я приглашаю иностранных friends[40], я ставлю в качестве salad dish вон то блюдо времен Канси с разноцветным рисунком на синем фоне. Они находят в нем аромат древности и даже говорят, что угощение приобретает old time[41] вкус.
— Не сомневаюсь, господин Чжан, что у вас наметанный глаз, вряд ли вам подсунут подделку.
Чжан расхохотался:
— Помилуйте, я ничего не смыслю в этих узорах и датах изготовления. Надо бы полистать книги, да дела заедают. Но у меня бывает hunch[42]: иной раз поглядишь на вещи и вдруг — what do you call[43] — возникает необъяснимый порыв. Купишь, выясняется, что о’кей. Торговцы антикварными вещами меня уважают. Я им часто говорю: «Нечего подсовывать подделки, стараться fool[44] меня». O yeah! Чжан вам не sucker![45]
Он закрыл шкаф, вызвал звонком прислугу и сказал:
— Headache!
— Вам нездоровится? Голова разболелась? — переспросил Хунцзянь.
Хозяин удивленно посмотрел на него:
— Кому нездоровится? Я чувствую себя превосходно.
— Но вы же сказали, что голова болит?
Чжан снова рассмеялся и сказал вошедшей служанке:
— Пойди, скажи госпоже и барышне, что гость пришел. Make it snappy![46] — При этом щелкнул большим и указательным пальцами, затем обернулся к Хунцзяню и продолжил: — Вы, видно, не бывали в States[47]. Headache в Америке обозначает супругу, а не головную боль.
Фану пришлось молча признать свое невежество. Тем временем появились госпожа Чжан и ее дочь; хозяин дома представил им гостя. Госпожа Чжан оказалась полной женщиной лет сорока с лишним, обладательницей изящного иностранного имени «Тэсси». У дочери, восемнадцатилетней школьницы, был свежий цвет лица; платье обтягивало ее фигуру, и было ясно, что со временем она станет такой же солидной, как и капитал в банке, где служил ее отец. Хунцзянь не расслышал ее имени — не то «Анита», не то «Хуанита». Впрочем, родители звали ее просто Нита. Госпожа Чжан лучше говорила по-шанхайски, чем ее муж, но и у нее нет-нет да прорывался говор ее родных мест — как будто из-под нарядного халата выглядывало нижнее белье. Она была буддисткой и, по ее словам, каждый день по десять раз повторяла молитву «Гуаньшиинь[48] в белом одеянии» в надежде, что бодисатва поможет китайским войскам победить. Она уверяла, что молитва ее очень действенна: в разгар боев под Шанхаем господину Чжану пришлось поехать в отделение банка на набережной Вампу, и лишь благодаря молитвам жены ни один снаряд его не задел. Слушая ее, Хунцзянь подумал о том, как легко, оказывается, осуществлять лозунг «сохранить китайскую идеологию и использовать западную технику»:[49] это значит сидеть во вполне современной квартире с центральным отоплением и твердить буддийские молитвы.
37
49