Внезапно Персей влюбился в эти глаза, с упорством и радостью. Они помещались над крупным и сопящим носом: девушка была простужена и дышала с трудом, приоткрыв толстые губы. Все лицо было на виду — цветок, чтоб взять и сорвать. Ему даже захотелось сделать это.
Эта тяжелая голова так хорошо уместилась бы в ладонях, так хорошо увиделась бы в упор, с ненужным порывом — чтоб сразу же начать думать о другом, чувствуя эту тяжесть между ладонями, потому что невозможно сосредоточиться на этом лице-бутоне.
Он подумал, как, верно, трудно будет узнать ее — ведь она начнет лгать, едва дотронешься, замкнется в тысяче лжей и выдумок, сделается «интересной», расскалсет, сколько у нее поклонников, как семья хорошо устроена, а она сама, слава Богу, на здоровье не жалуется, и даже, что она еще девушка, — Персей усмехнулся, вообразив, до какой черты дойдет его опыт, как он притворится, будто верит, целуя ее, пока она так врет, — что было б очень неприлично и очень мило.
А пока что девушка обогнала его в подобных мыслях: она, верно, думала быстрее и, даже не изменив выражения своего непорочного лица, стала вдруг привлекательной: Персей отвел взгляд.
Ему казалось постыдным привлекать к себе внимание. И однако с ним это случалось всегда. Его спокойная незначительность заставляла людей подымать глаза и глядеть на него с пытливостью, к которой редко прибавлялась дерзость. Это смущало его.
Но в большинстве случаев его замечали бессознательно, как замечают свет дня. Вот и сейчас молчаливая пара только быстро взглянула на него, вне времени, словно он был единственным пассажиром. У румяной женщины было подвижное лицо и маленькие глаза. Мужчина был худ и застенчив, с зеленоватым отсветом бритого подбородка, с зелеными глазами, со смуглыми руками красивой формы.
— Как на волах…
Поезд лениво тащился сквозь дождь.
— Как на волах, Альфредо, — сказала женщина сдавленным голосом.
Персей посмотрел на пыльный пол в углу и потом на чемодан сеньоры в черном и почувствовал, словно самый толстый сосуд разорвался у него в сердце, такое внезапное, страстное сочувствие охватило его.
«Люди вокруг», — подумал он со стыдом и болью. В полях бродили мокрые от росы коровы, теплые, ленивые. Люди кругом, сказал он сам себе. Новое чувство рождалось в нем, он становился мужчиной. И эта жизнь, наверно, будет более тайная.
С сознаньем мужчины он захотел взглянуть на мир и увидел поля под дождем, шаткие ступени какого-то дома. Люди в поезде были сонные, дым успокаивал. Он смотрел на все с невинностью, силой и властью.
Сеньора в черном курила, рассматривая его накрашенными глазами. Персей недолюбливал женщин, от которых ничто не ускользало. Но ощущал теплоту в душе, заметив, что надушенная и опытная женщина наблюдает за ним. Этот пристальный взгляд обещал ему что-то и смущал его. Слишком дерзок? Да нет…
В эту минуту женщина в черном думала, пуская клубы дыма: «Вот вдруг мужчина… неожиданно…» Это восхищало ее. Но для нее было слишком поздно. «Вот вдруг мужчина», — угадала она и, погасив сигарету, отправила свое открытие, как вызов, — через расстояние, что все росло, — как скорбный вызов человеку, который во время их короткой разлуки не знает, верно, куда себя девать…
Персей тем временем не смотрел на нее, стараясь теперь разглядеть тьму сквозь стекло вагона. Ни одна женщина не получит жар его души, который он, быть может, когда-нибудь отдаст другу. Он забыл о женщине в черном и всматривался в ночь сквозь стекло вагона — недвижный, большой, молчаливый, в непроницаемом плаще. Но сила его не была слепая. Быть мужчиной — это путь через тайну.
Он сидел за столиком в пригородном баре вместе с сеньорой в черном…
Она заказала вина и протянула ему сигареты. Нет, спасибо, он не курит. После такого ответа она иронически улыбнулась и обволокла его долгим взглядом, от которого ему стало неловко. Не нравились ему женщины с такими большими глазами…
Едва вышли из поезда, она попросила его помочь донести ее багаж до ресторана. Удивленный, Персей пошел быстрее нее впереди, поставил чемодан рядом с одним из столиков и простился сдержанным поклоном. Но женщина, продолжая спокойно смотреть на него, пригласила его выпить немного, прежде чем отправиться в город.
Маленький зал был тускло освещен лампами в абажурах над тремя одинокими столиками. Мгновенный интерес Персея к этой женщине уже погас, осталось только нетерпеливое желание пойти своим путем.
Подобное похищение смутно напомнило ему о ком-то. И, глядя на незнакомку, молодой человек почувствовал с беспокойством, что его преследует все то же человечье племя… Он спрашивал себя, не такое ли теперь лицо у Лукресии Невес, как у этой женщины? По правде говоря, тусклый свет бара утомлял его слабое зрение. И в этой грязной полутьме существо напротив, все более незнакомое, обретало расплывчатые, фантастические черты.