Андрей Орлов
Осень 93-го. Черные стены Белого дома
От автора
Есть события, о которых писать трудно, но что-то внутри подсказывает: надо! Прежде всего, потому, что о событиях этих уже мало кто помнит, а из нынешнего поколения мало кто знает. Разумеется, кроме тех, кому довелось быть участником всего того, что происходило в Москве осенью 1993 года, а также тех, кто стал невольным свидетелем происходящего.
Октябрь 1993 года отделяет от нас уже два десятилетия, но и сегодня даже вдумчивый и внимательный человек вряд ли может сказать, что он в полной мере понимает, что же тогда произошло, каковы были причины столь трагических эпизодов новой российской истории и как отразились они на судьбе нашей страны. До сих пор среди политиков, историков и политологов идут споры о том, можно ли было избежать ожесточенного противостояния, превратившегося в кровавое столкновение, правильно ли поступали те или иные люди, облеченные властью, насколько адекватна была реакция общества на происходящее. Наверное, прошло слишком мало времени, чтобы дать объективные оценки и сделать окончательные выводы. Как всегда, история сама расставит все на свои места.
Несмотря на то что мне довелось узнать о событиях 1993 года не понаслышке, соприкоснуться с некоторыми их непосредственными участниками и быть свидетелем отдельных драматических эпизодов, я ни в коей мере не претендую на полноту освещения того, что произошло, и делюсь с читателем тем, что пережил сам. При этом я старался быть предельно точным в изложении своих впечатлений, подкреплять их документальными материалами и свидетельствами очевидцев, а также вплетать в ткань повествования собственную интерпретацию событий и фактов. Некоторые обстоятельства нуждались в своего рода реконструкции и изложении авторской версии. Кроме того, в ряде случаев я посчитал уместным изменить имена и фамилии участников происходившего в те дни.
Надеюсь на то, что книга поможет читателю хотя бы немного приблизиться к пониманию трагических событий двадцатилетней давности, сформировать свое мнение о них и людях, которые выполняли свой долг в непростых условиях становления новой российской государственности.
9 октября 1993 года, суббота, день
Москва. Краснопресненская набережная
Дом Советов
Орлову казалось, что он уже однажды видел все это — то ли в кино, то ли в реальной жизни: покрытые копотью стены, рухнувшие перекрытия, зияющие проломами перегородки, пустые глазницы окон… И еще… стойкий запах гари, которая наполняла все пространство внутри здания. Нет, не той, к которой привыкли москвичи городских окраин, когда весной жгут траву и сизый дым стелется на свободных пространствах, и не той, которую приносит ветер с подмосковных торфяников и болот на беду задыхающихся от нее астматиков, детей и стариков.
Едкий дым, будто впитавшийся в сами стены, напоминал Орлову о пожарах, виденных им наяву еще в детстве. Один из них произошел, когда Андрей был еще совсем маленький. Они тогда жили в деревянном домике в военном лагере, располагавшемся в самой настоящей тайге у реки Белой в Иркутской области. Отец Андрея, офицер-танкист, как и все мужчины, редко бывал дома — то учения, то боевая подготовка, то какие-нибудь сборы. А жены военнослужащих вместе с детьми целыми днями были предоставлены сами себе. Они готовили еду на железных печках, стирали белье, собирали грибы и ягоды, хлопотали по хозяйству и часами сидели на лавочке, о чем-то долго беседуя. Детям все это было неинтересно, и они играли в свои игры — мальчишки — в войну, а девочки — в дочки-матери.
Однажды, это был, наверное, выходной день, несколько офицеров с женами собрались за столом рядом с домиком, где жили Орловы. Взрослые смеялись, пели песни, а дети крутились где-то поблизости практически до самых сумерек. Расходились все неохотно, а поскольку света, кроме как от керосиновых ламп, в домиках не было, скоро и дети и взрослые утихомирились и легли спать. Единственная комнатка в доме была буквально микроскопической, не более восьми квадратных метров, папа с мамой спали на топчане, который стоял вдоль окна, а Андрюша, обняв плюшевого мишку, — на маленькой железной кроватке у самой двери.
Уже глубокой ночью, когда все спали, мальчик проснулся. Он почувствовал какой-то странный запах и закричал: «Нюхить! Нюхить!» Взрослые вскочили и тут же поняли: пожар! Комнатка быстро наполнялась едким дымом, не оставляя времени даже на то, чтобы одеться. Мама подхватила сына, папа схватил первые попавшиеся вещи, и они буквально вылетели на улицу. Крыша уже вся была объята пламенем. Еще несколько мгновений, и деревянный домик вспыхнул как факел, разбрасывая искры в ночном лесу. Из ближайших домов повыскакивали соседи, но сделать уже было ничего невозможно. Хотя в бочках у каждого дома и была вода, но заливать пожар было нечем. На глазах у всех домик Орловых превратился в груду дымящихся ушей, а полуодетых погорельцев разместили у себя соседи. Потом еще долго все вспоминали это происшествие, подчеркивая при этом, что именно благодаря маленькому Андрюше все обошлось без тяжелых последствий. Незанятых домиков в военном лагере было много, и вскоре Орловы обжили новый, почти такой же маленький. Вещей у родителей Андрея было немного, и жалеть почти ни о чем не приходилось. Единственное, о чем горевал мальчик, была его любимая игрушка — серый плюшевый мишка, которого не успели спасти от пожара. Каждый раз, когда Андрюша проходил мимо обугленного остова их прежнего жилья, таза его наполнялись слезами. Он всматривался в нагромождение черных головешек, все еще надеясь увидеть своего плюшевого друга.
Потом был еще один пожар, когда сгорел пустующий деревянный дом в самом начале Сиреневого бульвара. Андрей возвращался из школы, когда услышал вой сирены и увидел клубы дыма прямо напротив своего дома. Пока пожарники разматывали шланг и искали воду, дом превратился в гигантский костер, тушить который не имело никакого смысла. Вокруг собралась толпа, большую часть которой составляли школьники — было время окончания уроков первой смены. Пожарники еще долго заливали пепелище водой, ворошили обугленные бревна, растаскивая их баграми, а затем уехали. Еще несколько дней в воздухе висел запах гари. Посреди обгоревших бревен виднелись искореженные огнем спинки железной кровати да остатки кирпичной печки с раскрытыми настежь дверцами. Через пару недель остатки пожара вывезли на двух самосвалах, а спустя год на этом месте уже ничто не напоминало о стоявшем когда-то здесь деревянном домике.
Еще большее впечатление на Орлова произвело увиденное им в Душанбе [1]в конце зимы 1990 года, когда взбесившаяся толпа громила здание Совета Министров Таджикской ССР, поджигала машины и киоски. Город вмиг погрузился в хаос, а черный дым стал застилать небо над центром города. Казалось, что Душанбе стал добычей разъяренных банд головорезов, которые врывались в дома, выбрасывали из окон людей, с улюлюканьем преследовали женщин и девушек. Обкуренные молокососы, размахивая металлическими прутами и нунчаками [2], били витрины, переворачивали телефонные будки, избивали любого, кто попадался на их пути. И над всей этой вакханалией висел тяжелый запах гари, который не выветрился даже тоща, когда в город были введены войска и кровавый мятеж подавлен. Массовые беспорядки в таджикской столице, свидетелем которых был Орлов, явились, как известно, прологом к грядущим событиям в Москве, последующему развалу страны и волне кровавого насилия, прокатившегося по некоторым бывшим республикам Советского Союза.
Все это пронеслось в голове Орлова, только он оказался рядом с обугленной громадой здания на Краснопресненской набережной, которое еще недавно именовалась Домом Советов, а теперь представляло собой жалкое зрелище, олицетворяющее весь ужас происходившего в последние дни, глубину падения и позор некогда великой страны.
Предъявив на входе в восьмой подъезд удостоверения сотрудников министерства безопасности, Орлов и Жуков, не без труда преодолевая кучи мусора, скопившиеся в холле, наконец, оказались внутри Белого дома. Если снаружи здание производило впечатление обгорелого остова гигантского форта, отбитого у неприятеля, то внутри все выглядело как катакомбы Брестской крепости или цеха прекратившего работу завода, разгромленного и разграбленного войсками противника. Света, разумеется, нигде не было. В полумраке можно было едва разглядеть, что пол усеял каменной крошкой и осколками стекла. Повсюду валялась разломанная мебель — столы, стулья, банкетки, шкафы и вешалки. В мрачной глубине вестибюля виднелись горы какого-то тряпья или одежды, пустых подсумков и военного обмундирования, мотки проводов и куски арматуры, сваленные в кучу ящики, разодранные картонные коробки и множество опустошенных пластиковых бутылок. Пол был залит по щиколотку водой, кое-где были брошены доски, балансируя по которым, можно было преодолеть затопленные места. Повсеместно валялись рваные газеты, листовки и бумаги, превратившиеся в лужах воды в раскисшее грязное месиво.
2
Нунчаки — восточное холодное оружие ударно-раздробляющего действия в виде двух коротких палок, соединенных шнуром или цепью.