Имейте, однако, в виду, что вся эта коренная переделка и полная перетряска Ацтлана и населяющего его народа проходила вовсе не так стремительно, как это могло бы показаться из моих слов. Повторяю, когда всё началось, я был ещё ребёнком, и этот процесс разрушения старого и созидания нового Ацтлана происходил одновременно с моим собственным ростом, параллельно с тем, как я сам становился крепче, взрослел и набирался ума. Поэтому для меня всё творившееся в родном городе выглядело само собой разумеющимся и совершенно не удивляло. Только теперь, обращая взор в прошлое, я, да и то в самых общих чертах, могу припомнить великое множество испытаний, экспериментов, ошибок и тяжких трудов моих соплеменников. Сколько пота было пролито, пока создавался новый Ацтлан! А ведь до сих пор я рассказывал вам лишь только об успехах и словом не обмолвился о неудачах, огорчениях и провалах, которых также было немало, почти столько же. Но в целом, как и обещал дядя Миксцин, все эти усилия не пропали даром, и к тому знаменательному дню, когда я получил взрослое имя (а это произошло всего несколько лет спустя после прихода мешикатль), школы телпочкалтин в Ацтлане уже были построены и, можно сказать, ждали, когда я смогу приступить к занятиям.
По утрам я и другие мои ровесники — плюс изрядное количество мальчиков постарше — следовали в Дом Созидания Силы, где под руководством воина мешикатль, ставшего нашим наставником, упражняли своё тело и осваивали сложную ритуальную игру в мяч под названием тлачтли. Впоследствии нам стали прививать навыки рукопашного боя и обращения с оружием. Правда, наши мечи, стрелы и копья не имели обсидиановых лезвий или наконечников. Их заменяли безопасные пучки перьев, вымазанные красной краской, так что каждый удачно нанесённый удар оставлял на теле противника отметину, походившую цветом на кровавую рану.
Во второй половине дня я и те же самые мальчики — но теперь уже вместе с девочками нашего возраста — отправлялись в Дом Обучения Обычаям. Тамошний жрец-наставник учил нас чистоплотности и уходу за телом (о чём многие дети из простых семей не имели никакого представления), а также исполнению ритуальных песнопений, церемониальным танцам и игре на нескольких музыкальных инструментах — флейтах с четырьмя отверстиями, различных по размеру и тону барабанах и поющих кувшинах.
Чтобы совершать все эти церемонии и ритуалы должным образом, мы должны были научиться производить все необходимые жесты и телодвижения в такт, следуя ритму и мелодии. Это давалось не сразу, и, чтобы облегчить задачу, жрец обычно пускал по рядам учеников специальный листочек. Таким образом, начиная с самых простых рисунков, мы заодно приступали также и к постижению основ словесного искусства. А когда дети возвращались из школы домой, они обучали тому, чему научились сами, своих родных — потому что и Миксцин, и жрецы всячески поощряли такого рода передачу знаний, по крайней мере, взрослым мужчинам. В то же время считалось, что женщинам, как и рабам, осваивать мудрёное искусство изображения слов надобности нет. Например, моя мать, хотя и принадлежала, по меркам Ацтлана, к самой высшей знати, так и не научилась ни читать, ни писать.
В отличие от неё, дядюшка Микстли изучил основы этого искусства, ещё будучи всего лишь деревенским тлатокапили, и продолжал совершенствоваться в нём всю жизнь. Впервые его познакомил с грамотой ещё тот, давешний Микстли, его тёзка-мешикатль. Впоследствии, возвращаясь из Теночтитлана в сопровождении переселенцев, дядя каждый вечер брал уроки чтения у одного из жрецов, а по возвращении в Ацтлан сделал этого жреца своим личным учителем. Благодаря такому усердию, к тому времени, когда я приступил к обучению, дядюшка уже собственноручно составлял послания Мотекусоме, докладывая Чтимому Глашатаю об успехах в деле преобразования Ацтлана. Более того, он, исключительно для собственного удовольствия, даже начал писать стихи — именно такие, каких мы, знавшие его натуру, и могли от него ждать. То были едкие, циничные размышления о несовершенстве человеческих существ, их жизни и самого мироздания. Дядюшка, бывало, читал нам свои стихотворения, и одно из них я запомнил.