— Где Гришутка-то? — спросил Демьян.
— Да на улице, прибежит вот-вот. Он все лето ш пацанами по улице швишет… Бойкай, не приведи гошподь…
Баба Нюра стала накрывать на стол, а Демьян умылся, присел на табуретку у окна и, поглядывая на деревенскую улицу, на родной отчий дом, потихоньку плакал. Сколько человеческих жизней связано с домом, — жизнь отца, жизнь матери, мачехи, брата, его жены.
Через пару недель Демьян Широкин стал собираться назад на Чукотку. Тяжко ему почему-то было жить в родной деревне, воспоминания ли о голодном военном детстве тяготили душу или еще что? В опустевший братов дом он так и не заходил, боялся чего-то.
Маленький Гришутка успел привязаться к Демьяну. Все эти дни они были вместе, ходили в лес, на речку. Демьян не скупился на всякие бесхитростные деревенские сладости: пряники и конфеты, что продавались в магазине, и на различные обновки: штанишки, рубашки.
— Коль уж ты так решил, — ввалившимися внутрь рта тонкими губами шамкала бабка, — так ты уж и уедешь. Ты весь в отца — наштырный. Бывало, в детштве чего не так шделаешь, мачеха-то пилит-пилит тебя, а ты знай за швое, опять не так делаешь. Она-то за это тебя и изводила, и не любила, царштво ей небешное, злая была. А то пожил бы, ушпеешь, еще нахолодишься там, на Шевере.
— Да нет уж, поеду. Как вы тут в пыли да в жаре живете? — ужасался Демьян. — Хотя и у нас в этом году тяжелое лето было.
— Это недавно пыльно-то штало. Что-то поблизошти штроють, вот машины и шнуют. Раньше-то бывало… Теперь белье на улице повесишь, оно черным от пыли штановится. Ты там, на Шевере-то, Гришутку береги и в шадик детшкий помешти.
— Помещу, человеком будет.
— На мои-то похороны не приезжай, далеко больно. Родштвенников у меня много, ешть кому в землю положить, отработала, отжила я швое.
Демьян вздыхал, курил и жалел бабку. В детстве, когда мачеха выгоняла его из дому, баба Нюра брала его к себе…
— Я, баб Нюр, помогать вам буду. Деньги у меня есть, не сумлевайтесь, — хриплым виноватым голосом обещал Демьян.
Щеки у бабки слегка розовели, она сердилась, трясла мелко седой головой и говорила:
— Будет тебе молоть-то. Зачем мне деньги? Козочку вон шошеди обещали подарить и буду я над ней хлопотать. Мне без хлопот-то нельзя. За детем-то хлопотать мочи уж нет, а за козочкой еще шмогу. Подраштет, так молоко будет. Молоко-то у ваш там ешть?
— Есть, кажись. Я никогда не брал его.
— Ты Гришутку шправно питай. Кровь-то у ваш едина, отцовшкая.
Вернулся Демьян Широкин на Чукотку, а тут уж осень в разгаре, холодно и дожди день-деньской идут. «Летом, когда надо, ядрена вошь, не шли, — сердился Демьян, — а теперь их не остановишь».
Через несколько дней после приезда пошел Демьян устраивать Гришутку в поселковый детский садик. Садик был маленький, размещался в ветхом низеньком домике. Посмотрел Демьян на облупившиеся стены, на жирные дождевые подтеки на потолке и не по себе ему стало.
— Как же в такой берлоге детям можно жить? — спросил он у заведующей.
Уж немолодая, полная женщина с сырым веснушчатым лицом развела беспомощно руками:
— А бог его знает. Как мы будем зимовать?! Обещали в этом году в новое помещение перевести, да запоздали со строительством, здесь зимовать будем. Теперь вот бегаю, чтобы деньги на ремонт отпустили, а толку что? — нет, говорят, нет, и все тут.
— Много денег нужно?
Заведующая показала смету на ремонт. Широкин внимательно просмотрел бумаги. В колхозе, когда он еще работал завхозом, ему не раз приходилось составлять смету, поэтому в бумагах он быстро разобрался. Смета была составлена толково.
— Никто вам этих денег не даст, — нахмурившись сказал Демьян. — Какой резон тратиться, когда здание будет сноситься. Но вы начинайте ремонтировать, завтра деньги будут.
Демьян повернулся и пошел на улицу, а оторопевшая заведующая долго стояла посреди кабинета и не знала, что ей делать.
Широкин зашел в сберкассу, снял со своей книжки нужное количество денег и перевел их на счет детского садика. На следующий день там приступили к ремонту, а через полмесяца Гришутка стал ходить в чистенький, отремонтированный поселковый детский садик, который назывался именем чукотского веселого, счастливого, сказочного человечка-божка «Поликеном».
Вскоре Демьян Касьянович устроился на работу. Поступил он в центральную котельную кочегаром. Работа была не из легких, но зато и заработками не обижали. Назад, в колхоз, он не поехал: стыдно было перед людьми за свои проделки.
Жил Демьян все так же в маленьком зеленом домике на краю поселка. Начальство на новой работе обещало годика через два дать ему хорошую квартиру.