— Цветных, счастливых снов тебе, доченька, — целуя девочку, говорит мама, но Лена уже не слышит ее слов.
Она не услышит и разговора, который произошел между мамой и папой на кухне.
Папа вернулся домой в одиннадцать часов ночи.
— Собрание затянулось, — устало садясь за стол, говорит он. — День сегодня какой-то сумасшедший. С самого утра начались всякие неувязки: то бетона не было, то электроподогрев вовремя не установили. Ростверг заливали — дело ответственное.
— У тебя все дела ответственные, — говорит укоризненно мама.
Она тоже выглядит уставшей.
Помолчали немного.
— В этом месяце начнем отделочные работы на детском садике, — говорит папа, осторожно, виновато взглянув на маму.
— Лена совсем извелась с Павликом, — голос у мамы озабоченный. — Она и нянька, и хозяйка, и воспитательница. У нее нет детства.
— Нужно потерпеть немного, построим садик и…
— Ты опять уступишь свое место какому-нибудь остронуждающемуся рабочему, — перебивает мама. — Чужие дети тебе дороже чем свои.
— Не говори глупости. Мне все дети дороги. Нужно потерпеть, мы же можем, а другим еще сложнее. Вот построим садик…
— Всегда ты так! — мама заплакала.
Папа поднимается из-за стола, подходит к маме и обнимает ее. Мама устало кладет голову на его плечо и затихает.
Рано утром все в квартире просыпаются от радостного возгласа Павлика:
— Два, два будет!
— Что случилось? — спрашивает удивленная мама.
— Тебе что-нибудь приснилось? — беспокоится папа.
— Два будет! Два будет! — как заведенный повторяет Павлик.
Лена тянется, сладко зевает, улыбается, приподнимается на постели и поясняет всем:
— Павлик наш будет великим математиком. Он во сне решил задачку.
— Какую задачку? — ничего не поймет папа.
— У меня было одно яблоко, потом дали еще одно, следует такой вопрос: сколько яблок у меня стало? Сколько, Павлик?
— Два, два!.. — кричит Павлик, весело прыгая в кроватке.
— Молодец! — говорит папа.
— Молодец! — говорит мама.
Лена улыбается счастливо и начинает собираться в школу.
Ожидание начала путины
С моря дует сильный, прохладный ветер. Глухо хлопает брезент палаток, высокая, зеленая осока шелестит молодо, упруго, легкие клубы пыли, завихряясь, ввинчиваясь в воздух, убегают по узкой дороге от моря за песчаный косогор. День выдался солнечный. Попрятались надоедливые комары, высокопородистые, нагловатые, какие бывают только, на Севере. Они, кажется, кусают даже сквозь ватные телогрейки.
У больших, выцветших состарившихся под дождями и солнцем палаток сидят рыбаки. С высокого берега далеко видно море, золотистые поплавки невода на синей воде, белый пароход у причала — на другой стороне залива, покуривающий капроновым дымком. Безмятежны рыбаки, молча вырезают из твердой, прочной пробки запасные поплавки на невод, а в большой палатке возятся женщины с брезентом и тоже не разговаривают — лень.
Повариха Анна, высокая, полная, с редкими волосами, сожженными перекисью водорода, с белыми ногами, на которых видны алые расчесы от укусов комаров, ходит вокруг костра, помешивает кашу и сонно поглядывает на огонь, море и свою двухместную голубую палатку. От тепла, от того, что нет комаров, ее тянет ко сну.
Бригадир рыбаков Каант — худенький, будто подсушенный, с темным обветренным до шелушения лицом, суетится у сети. Сеть капроновая, прочная, с крупными ячейками на кету, висит на кольях и посвистывает на ветру однообразно, словно жалуется на что-то. Каант связывает порванные ячейки, выпутывает мусор, изредка посматривая на другую сторону залива, где город с белыми домами, на безоблачное небо, и тяжело вздыхает. Погода стоит хорошая, ловить бы да ловить рыбу, но что поделаешь, не начался ход кеты, даже на уху пока ничего не поймаешь.
— Какомэй! — восклицает бригадир, остановив взгляд на море. — Хороший пароход, красивый!
На той стороне залива от причала отходит белоснежный лайнер, такой большой, что кажется полгорода оторвалось и уплывает в море.
Рыбаки у палатки тоже бросили работу — смотрят. С парохода доносятся обрывки веселой музыки, потом звучит басом гудок.
— Людей повезли на материк, — сказал кто-то. — Вот у кого жизнь!
«Куда люди едут, — думает Каант, — путина на носу, а они?! Нехорошо так… путину бросать…»
Бригадир достает сигареты, закуривает. Каант больше не смотрит на море, он потерял всякий интерес к пароходу, набитому людьми и музыкой. Праздности Каант не любит.