- Намекиваешь, что мы скоро будем иметь дело с псевдоразумной биосферой?
- Хуже. Почти уже имеем. И с несколькими. Которые могут объединятся в кластеры. Там на нижних уровнях, конечно, никакого разума, даже псевдо. Только инстинкты. А вот когда сформируется ансамбля, вот тут – мама дорогая, Доктор – тут уже и целеполагания могут включаться, и системы запретов, и черт-те что. Ты супер-сервер хотел, а вот хуй тебе. Пандора, ты, брат, после этого.
- От Пандоры слышу. Хочешь сказать, Степан Петрович, ты не этого хотел? Да?! Пиздеть не надо! – ощерился в ответ Доктор.
- Похуй теперь, чего я хотел! – рявкнул Старый. – Теперь будет и не как я хотел, и даже не как ты, а как хер его маму знает кто и зачем!
Они замолчали и некоторое время смотрели друг на друга, криво улыбаясь.
- Н-да, - выдавил наконец Старый, - реальный пиздец своими прям руками. Не думал даже. Мне нравится.
- Думаешь, с ней нельзя будет договориться?
- Доктор, чертов ты сын, да я ваще ничего не могу подумать в эту сторону. Я тупо охуеваю. У меня, блядь, даже в пьяном бреду не было никаких мыслей в этом направлении.
- О, кто говорит истину, тот говорит ее не спрашивая причин, - и Доктор, приподняв матрас, который валялся в самом углу террасы, и на котором обычно спал самый хитрый из их дружной компании, достал оттуда еще одну бутылку.
– Договориться, ваще-то, можно всегда и со всеми. Нет, надеюсь, возражений?
- С откровенными сумасшедшими нельзя договориться. Раздавай. Когда поэты и философы будут отказываться пить, я буду стоять в очереди последним.
Доктор разлил и они подняли стаканы.
- Это, на всякий случай, спиртянский.
- Самое оно, - вздохнул Старый. – Ну, ангел мой, как ты там говорил? Прикладное недеяние?
- Примерно, - усмехнулся Доктор. – Будем?
- А то.
Они выпили, дружно крякнули и захрустели зеленоватыми солеными сухариками, которые Тантра лепила из шпината, лесных орешков и очередных дико полезных водорослей.
- Ты же знаешь, Степа, мне жаль этот мир, я его часть, я люблю его, хотя и ненавижу то, каким он стал. Но он умирает, причем плохо и гадко. С очень неприятными и вредными последствиями. Он мутирует настолько сильно, что потеряет остатки правильного вектора развития. Не станешь спорить?
- Не стану, брат, что тут спорить. Может, не все потеряет, шанец есть, но чахлый. Под три процента.
- Ну и? Уничтожить все? Уничтожить этих гребаных этерналиков, которые сталкивают мир в тартарары? Невозможно. Это повлечет катастрофу, я, по сути, сам убью миллиарды и сам мутирую. И Колобок может спятить. А удержать контроль – не знаю как. Но катастрофа все равно была неизбежна - со мной, без меня. Ликвидация большей части человечества произойдет сама собой, как только накопится потенциал ошибки. А он растет скачкообразно.
- Ты же помнишь, что я предан будде Манчжушри и не уйду, пока тут останется хоть одно не спасенное существо...
- Если их все ликвиднуть - считается, да? Ты поэтому так лениво со мной споришь?
И два пожилых теоретика радостно принялись гадко хихикать.
- Так ты, сволочь, все-таки, знаешь - что делаешь? Хочешь договориться?
- Ага.
- И не скажешь?
Доктор помотал головой.
- Не-а. Сам поймешь. А я сглазить не хочу.
- Значит, уже договорился. Хитрожопый ты, Доктор. Темнила.
- Сам такой.
- Ну и ладушки, обойдусь, - Старый ухмыльнулся. - Давай еще по одной?
- Не по одной. А как покатит. Но все равно ничего не скажу, догадывайся сам и договаривайся сам. И только умоляю тебя, Тантре ничего не ляпни случаем. А то опять растрепет на всю ивановскую.
- Даже не сомневайся.
- Ни в жисть.
<p>
<a name="TOC_id20239344" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20239346"></a>Глава 10. Из дневника Доктора
...Идентификация себя - одна из базовых точек сознания. Без отражения - ку-ку, Владимир Ильич унд Карл Генрихович - с редупликацией, на их общей склейке никогда не возникнет маленькая песчинка с червоточинкой, вокруг которой потом нарастет жемчужина второй сигнальной.
А вот где и когда у человеческого существа формируется зона «я»? Нет, понятно, мы не собираемся сейчас говорить об исторической перспективе: там все более-менее ясно – идея личности стала распространяться среди широких масс только в Европе 17 века, а до того вычленить свое «я» из общей массы могли только отдельные представители мыслящего сословия.
Нет, нас сейчас интересует чисто технический момент – условия, предпосылки и причина.
Так вот, нужда в мысленном жесте самоидентификации возникает у существа в момент наказания за нарушение запрета.
Сложнее и подробней говоря, внутри общей – господствующей – схемы запретов возникает локальное напряжение, вызванное, опять-таки, адаптацией системы к данным нормам (каковая адаптация выражается в развитии инфраструктурного суб-слоя, берущего на себя нейтрализацию естественных а-и-анти-нормативных проявлений). Это напряжение потребно для преодоления растущей инертности инфраструктурного суб-слоя. И вот на столкновении с этим напряжением существо, прежде безропотно следовавшее утвержденным запретам вдруг начинает сбоить и нарушать. Это еще не есть факт проявления воли (и осознания самоидентичности), это всего лишь мотивированная ошибка. Но система обязана дать существу по голове, чтобы никому не повадно было даже задумываться. Это «наказание» есть тоже своего рода запрет, но более масштабного спектра действия: угнетение-ущербление-ранение (и т.п.) разрушает «большое тело» субъекта, нарушает выработанные поведенческие (адаптивные) связи и низводит/курощает субъекта до временно инфантильного состояния, лишая прав на минимальное даже администрирование.