Да, стоило один раз долбануть кулаком по столу – ну ладно, не один, а тридцать пять, если считать каждый «Томогавк» – как все захотели дружить с решительным вольнодумцем и не знающим берегов ренегатом. И хитрован Вивер, и осторожный солдафон Майк Вильямсон, и пафосный талмудист Шломо Шлейзер, потерявший, кажется, вообще всякий стыд и совесть, и вечный саудовский казначей Омар Джазир, и кто только не. Хуже всего было с китайцами: их назойливое заискивание еще можно было стерпеть от одного-двух желтопузиков, но ведь они не знают никакой меры. За последние пятнадцать часов с ним связались аж восемь представителей доброй китайской воли. В какой-то момент Эрик почувствовал, что еще немного и у него от патоки слипнутся не только уши, глаза, жопа и все кишки, но даже пальцы. Он вырубил все свои коммы, и ушел встречать восход с «диким» бренди.
Восход не радовал, а бренди не успокаивал.
Коммодор нервничал. Вернее сказать, он откровенно боялся. Ему хорошо было понятно – что делать в ситуации, когда есть противник, а у противника есть глобальные планы. Но вот когда противник превращается в толпу гипотетических союзников, каждый из которых радостно зовет тебя присоединиться к новым, сверхвыгодным проектам... Эрик терял и самообладание, и воображение. Терял и злился. Опыт говорил, что это залог поражения.
Самым понятным выглядело предложение Вивера и Вильямсона. Эти двое явно решили освободить Регард от нереалистичных мечтаний и вернуть на землю. Эрик, правда, так и не понял – знают ли они об инициативах друг друга, но в целом идеи были разумными и привлекательными. Хотя половинчатыми. Блядь, хватит врать! Не половинчатые они, а гнилые. Трухлявые. Мертворожденные. Сука, ни на кого нельзя рассчитывать, ни на что нельзя опереться. Ни одной надежной вещи в этом лживом мире.
Да, и генеральная линия, под которую Эрик сагитировал и завербовал юного Джорджа, своего будущего сюзерена, тоже стремительно обветшала и рассыпалась. Но ведь несколько лет назад все выглядело так красиво и просто: наплевать на бессмертие, наплевать на искины, убраться в самый дальний уголок, воспользоваться общим трендом и помочь с сокращением народонаселения, первым делом в Китае и Индии, миллиардов этак на семь, а потом вернуться и подобрать трофеи.
А теперь оказалось, что все планы, все стратегии главных мировых игроков – пыль, тлен, труха и обман. Он учитывал их в своих расчетах как опорные точки, как постоянные величины, а они взяли и лопнули мыльными пузырями.
И теперь игроки готовы назначить его самого главным репером, краеугольным камнем, мессией, и предлагают ему все решать и брать на себя окончательную ответственность.
Не-не, нахуй эти радости, Эрик на такое не подписывался.
***
- У меня нет последнего ответа, Лаоши-Синь. Все наши данные обработаны, все гипотезы собраны и рассмотрены. Есть непротиворечивая картина, даже несколько, но...
Пожилой сухощавый китаец медленно огладил седую бородку и недовольно нахмурился.
- Не спеши, сынок. Если тебе кажется, что все знаешь, если есть все ответы, но они тебе не нравятся, значит задаешь неправильный вопрос. Я понимаю, огромная ответственность давит. Но не забывай о контроле над собственным разумом, Бохай, не забывай о бесконечной повторности усилия осознания. «Юйшань» – это путь. Не программа, не стратегия, не план. Ты давно задумывался – куда ведет этот путь?
Ван Бохай, крепкий шестидесятилетний мужчина в традиционном ханьском френче, глава службы принятия решений корпорации Фачжань, опустил глаза.
- Давно, Лаоши. Последние четыре месяца выдались очень напряженными и я позволил каждодневным заботам захватить меня.
- Сядь, - Синь Чан, бессменный заместитель председателя китайского «Клуба пенсионеров», земляк великого Хуа Гофэна, похлопал по банкетке, которая стояла рядом с его креслом. – Сядь и послушай. Как ты думаешь, чего мы хотим достичь через пятьсот лет?
- Так далеко я не заглядываю, Лаоши, - усмехнулся Ван Бохай, - мне хватает перспективных планов на двадцать, ну, на пятьдесят лет.
- Ты путаешь намерения, Сяо-Бохай. Я не призываю тебя заглядывать в будущее или, что еще глупее, предсказывать его. Я хочу, чтобы ты очень честно оценил лишь свои собственные желания.
- Я хочу... – на мгновение Ван Бохай задумался, - Поднебесная должна быть защищена, и от себя самой, и от внешних сил. Она не должна повелевать всем миром, потому что не справится с собой. Она не должна зависеть от мира, потому что не справится с его страстями. Малые конфликты и поиски равновесия на границах только на пользу. Но должно быть найдено истинно Срединное царство, истинное убежище для тех, кто может идти дальше простого завтра. Нам нужен иной, новый мир, свободный от пыли обычных перерождений. Я не знаю – успеем мы за пятьсот лет добраться до новой звезды, до нового Солнца. Но я хочу, чтобы успели. Чтобы у нас был еще один – только наш – мир. Тогда в этом старом мире, полном варваров и чудовищ, нам будет не так страшно и одиноко. За это можно отдать очень много. Очень.
Синь Чан вздохнул и положил руку на плечо Ван Бохаю.
- Я горжусь тем, что учил тебя. Ты умеешь правильно мыслить, Сяо-Бохай. А умению делать правильные выводы из своих правильных мыслей ты все равно не научишься, потому что для этого нужно быть больше, чем одним человеком. Лучше тремя, но можно и двумя. Научись сперва разделять свое сознание, свой разум. Научись не быть цельным. Тогда закон правильной мысли не будет угнетать свободу правильного выбора.
***
Когда вдалеке, на самом краю горизонта перед «Воркутой-4» замаячили огни Порт-Саида, вдруг объявился Колобок. И противно загудел треснутым коммуникатором, который дарданелльские качакчи сунули в мешок с припасами. Кейси вздохнул и ответил.
- Кажется, тебе придется остаться на судне на время проводки по Суэцу, - сообщил Колобок. – И кой-чего сделать. Прости, никак не мог увидеть это раньше: была совершенно ничтожная вероятность.