Планета была почти полностью покрыта водой, посреди безбрежного океана насчитывалась дюжина небольших материков - скорее, крупных островов размером с Борнео или Суматру.
Борнео? Суматра? Странник не знал, что означает всплывшая в памяти аналогия; вероятно, это тоже были острова, но откуда ему известны эти названия, он не мог сказать.
Эрде являлась миром монокультуры, хотя каждый остров пользовался определенной автономией, но все без исключения входили в состав планетарного государства - Центральной Директории. Сами острова, в свою очередь, являлись Директориями помельче; та, где располагалась Столица, была главенствующей. Названия у Столицы не существовало; Столица или Город - вот и все. Кроме этих скудных сведений страннику ничего не удалось выяснить.
Он попросил Эрлин дать ему что-нибудь из древней истории, но женщина долго не могла понять, что же ему нужно. Только спустя несколько минут до нее дошло, чего он хочет - когда он объяснил, что имеет в виду времена, при которых существовало несколько государств.
Молодая женщина смотрела на него как на сумасшедшего.
* * *
Дни тянулись своим чередом. На дворе явно стояла осень: все чаще лил дождь, небо целый день было затянуто тучами. И ни один из этих дней не подвел Эгвана ближе к разгадке собственной сущности. По-прежнему он оставался в полном неведении относительно своего прошлого. Но, что было хуже всего, он никак не мог понять, какую цель преследовала Эрлин - или те, кто стоял за ней.
Каждый день начинался с осмотра. Проводил его обычно тот, кого Эгван называл "дежурным врачом". Он долго изучал показания прибора, поочередно подключаемого к датчикам на теле пациента, потом что-то записывал и, не говоря ни слова, удалялся. Иногда, впрочем, вместо него заходила Эрлин. Тогда они перекидывались парой незначащих фраз.
Потом он завтракал. Обычно подавали безвкусное блюдо, что-то среднее между кашей и молочным супом. Как Эгван ни старался заставить себя почувствовать удовольствие от еды, ему это не удавалось. Видимо, он привык к другой диете.
До обеда он читал.
Газет по-прежнему не имелось, а художественная литература поставляла слишком мало полезной информации. Практически ничего нового он не узнал только то, что последние двести лет Эрде находилась в состоянии полного социального застоя - никаких войн, революций, вообще, никаких событий, которые можно было бы назвать историческими. Произведения, посвященные прошлому, представляли собой панегирик властителям этого мира Председателю Центральной Директории и его ближайшим помощникам. Обычно в заслугу им ставилось неожиданное посещение того или иного города, разговор на улице с "первым встречным" и тому подобные достижения. Лишь однажды он наткнулся на описание того, как около полувека назад, во время катастрофического землетрясения в Экваториальной Директории, местному Председателю удалось в короткий срок наладить снабжение пострадавших пищей, транспортом и медикаментами. Это преподносилось как великий подвиг всех времен. Но как ни старался странник найти число погибших, ему этого сделать не удалось.
Обед приносили, по-местному, в полдень.
Блюда были столь же безвкусными, но отличались большим разнообразием. По их смене можно было отсчитывать дни шестидневной недели.
Спустя час после обеда приходила Эрлин. Эгван не мог отрицать, что она, во всяком случае, недурна собой. Однако на дальнейшее это не подвигало. Правда, как-то раз на утреннем осмотре он вдруг обратил внимание, что молодая женщина рассматривает его обнаженное тело. Взгляд этот был отнюдь не равнодушным... Он запомнил это - чтобы воспользоваться при удобном случае.
Эрлин заставляла его вспоминать родителей, детство, домашнюю обстановку; большое внимание уделялось климату и рельефу местности, где он жил. Однако от вопроса - зачем ей это нужно - она каждый раз уклонялась, причем со все возрастающей энергией. Так летели часы и дни; Эгван не мог припомнить ничего вразумительного. Иногда он казался себе машиной, механической игрушкой, которую завели, вынули ключ, но включить позабыли. Это было невыносимо!
Вечером начинались развлечения.
Он быстро научился пользоваться коммуникационным пультом - местным гибридом телефона и телевизора. В частности, ему удалось добиться того, чтобы видеть комнату дежурных медсестер без обратной связи. Более всего это интересовало странника, когда там смотрели новости. Звук отсутствовал, но хоть что-то понять было можно.
Из этих передач, из случайных фраз врачей, он понял, что планета погрязла в острейшем кризисе - Федерация Директорий находилась на грани развала. Хуже того, никто не хотел этого признавать и не имел никаких планов дальнейших действий. Устойчивость вековой социальной системы стремительно падала, надвигалось что-то грозное, но медицинского центра это пока не касалось.
В один из так похожих друг на друга дней, когда Эгван уже и думать забыл о таинственном чиновнике из какого-то транспортного департамента, утренние процедуры начались раньше обычного - и проводила их сама Эрлин. Правда, ничем, кроме этого, медосмотр от обычного не отличался. Зато потом страннику принесли нормальную одежду. После безразмерной больничной рубахи было приятно чувствовать прикосновение к коже слегка грубоватой плотной ткани.
Ничего не понимавшего Эгвана отвели вниз, в вестибюль; там поджидал тот самый чиновник - Дайн Джеббел. Эрлин в чемто горячо убеждала его, но Дайн на все ее слова лишь отрицательно качал головой. Наконец, как бы подводя черту, он громко, на весь огромный холл, произнес:
- Мы ждали, сколько могли, однако вы злоупотребляете нашим терпением. Если вы оказались бессильны, то мы попробуем воспользоваться своими методами.
Двое крепких мужчин с каменными лицами легко, но твердо подхватили Эгвана под локти и повели к машине - длинному и низкому металлическому червю, оснащенному тремя парами колес. Сзади чинно шествовал Дайн Джеббел.
Странник предполагал, что его повезут в город. Откуда у него была уверенность в этом, он не знал, но не ошибся: вскоре машина уже ехала по узкой, обсаженной с обеих сторон плотными рядами деревьев магистрали. Сквозь стену зелени можно было рассмотреть, что эта полоса проходит посередине более широкого шоссе - видимо, автомобили Департамента Государственных Перевозок пользовались на дорогах особыми привилегиями.