- Зачем?
- Если б не было войны. Директория была бы не нужна. Поэтому и воюют... если не здесь, так в каком-нибудь другом месте.
- Я не о том. К чему вам-то эта война? Тебе, Пахарю, ему? - Блейд кивнул на раненого.
- Тут вот в чем штука-то: если войны не будет, то и мы никому нужны...
- Значит, каждый повинуется своему предназначению?
- Выходит, так...
Командир вытер руки о свои видавшие виды штаны, бросил взгляд на Пасечника.
- Донесешь его до землянки. Инженер?
- Ну, раз сюда дотащил...
- Смотри. А то можно молодых на помощь позвать.
Подняв тяжелое тело, Блейд полез наверх. Как-то само собой получилось, что он попал в землянку к Пахарю и Пасечнику. Их обиталище вполне могло вместить троих и выглядело ничем не хуже остальных нор, отрытых в мягкой лесной почве.
Вечером, когда Пасечник наконец пришел в себя, Блейд сидел рядом. Дав раненому напиться, он осмотрел повязку - кровотечение как будто прекратилось.
Пасечник коснулся его руки, слабо сжал пальцы.
- Ты прости за ту шутку с обоймой... Я точно думал, что ты оттуда... А я ведь помню, как ты меня тащил. Знаешь, тебе было бы совсем погано... тащишь неведомо кого, а сзади свои крупняком лупят... - он ухмыльнулся. - Так что прости, парень...
"Хороша шутка", - подумал странник, но вслух ничего не сказал.
* * *
А на следующее утро произошло новое событие - вернулся Мельник.
Он был цел, ни единой царапины, но грязный по уши.
По его объяснению, когда бронетранспортер начал стрелять, он ударился в бега - пока не засел в каком-то болотце. Там он проторчал до вечера, пока все не улеглось; затем, чтобы не тащиться в темноте, заночевал в лесу, и потому вернулся так поздно. О судьбе Ткача и Бондаря он сказать ничего не мог, потому что их не видел, а возвращался другой дорогой.
Выслушав его, Пахарь сказал страннику:
- Не нравится мне все это. Должно быть, он удрал еще раньше, когда мы только еще стрелять начали. С тобой вместе он к машине не пошел... помолчав. Пахарь угрюмо буркнул: - Я не то чтобы говорю, что он трус, а так... лаяться на кого, так он первый... А стоит до дела дойти, он почему-то всегда в болоте оказывается...
Но с возвращением Мельника вновь появилась надежда увидеть и остальных. Впрочем, напрасная - к вечеру она угасла.
Утром следующего дня после возвращения Мельника вновь собрался командирский совет. Блейд как раз пытался подравнять бородку пахаревыми ножницами, но Пасечник настоял, чтобы новобранец отправился с ним в землянку Доктора. Как понял странник, состав собрания никем не лимитировался, но те, кому сказать было нечего, у Доктора не появлялись. Однако сейчас, по сравнению с тем советом, когда решалась его судьба, в командирской землянке яблоку было негде упасть.
Все галдели так громко, что Доктору пришлось несколько раз стукнуть кулаком по столу, прежде чем установилась относительная тишина.
Командир начал говорить. Скупые слова тяжелыми гирями падали с его губ, но Блейд смог почерпнуть из них многое. Оказалось, последние несколько месяцев отряд нес непрерывные потери. Численность его уменьшилась почти на треть, и сейчас в рядах местных боевиков было едва ли больше полутора сотен человек. Около тридцати из них страдали от ран - достаточно серьезных, чтобы не принимать участия в боевых операциях.
Командир предлагал затаиться, уйти на запасную базу, переждать зиму и весной вновь вернуться сюда. По слухам, центральная часть полуострова была относительно безопасной.
Люди повозражали, поворчали, но в конце концов согласились. Больше всех кричал Мельник - про месть за павших товарищей - но после недавней истории с отсидкой в болоте его мало кто слушал.
На проверку зимней базы было решено отправиться следующим же утром. Блейда как нельзя более устраивало, что командир решил взять с собой и Инженера; он явно начал выделять новичка из общей массы. Это давало надежду, что от Доктора можно будет получить необходимую информацию.
Своим заместителем на месте командир назначил Пасечника.
* * *
Выходили на рассвете, когда огромный розовый глаз солнца только щурился самым своим краешком из-за изрезанной холмами линии горизонта. Впрочем, света хватило ненадолго; едва лишь маленький отряд успел пройти несколько миль, откуда-то вновь потянулся туман. Его огромные белесые языки разливались по низинам, дорогам, руслам ручьев; он глушил шаги, и без того тихие из-за толстого ковра жухлых листьев и мха, заглядывал под ветви лесных исполинов с облетающей листвой, тонкими струйками сочился между стволов. Спустя полчаса можно было увидеть что-нибудь только на расстоянии ста футов, не дальше. Только взобравшись на дерево повыше, удавалось различить будто плавающие в огромном молочном море вершины далеких холмов, торчащие из белесого студня огромными бурозелеными черепами древних великанов, перебитых здесь неисчислимые тысячелетия назад.
Но шесть человек шли все дальше и дальше, узкой тропкой, след в след, чтобы нельзя было определить их численность, с тяжелыми рюкзаками за спиной и болтающимися на ремнях автоматами. Как привык Блейд к этому военному труду во славу Костлявой! Все, как на Земле и в других мирах; цель не менялась, хотя оружие было различным.
Здесь от него не требовали темпа, которого добивались инструктора на полигоне; поход должен был занять несколько дней. Сначала он шел предпоследним. Перед ним угрюмо раскачивалась в такт шагам - раз-два, раз-два - фигура Молчуна: года три назад, во время одной из облав, его тройка попала в засаду, Что с ним сделали полицейские, доподлинно никто не знал, но ему удалось вернуться в лагерь - правда, вместо языка у него во рту торчал только бесформенный обрубок. Теперь лишь при определенном навыке удавалось разобрать те немногие слова, которые Молчун мог из себя выдавить.
За несколько дней, проведенных в лагере, странник несколько раз встречал этого парня на опушке леса, вглядывающимся в одному ему известные дали. Но все попытки новичка сойтись с ним Молчун игнорировал - либо кивал в ответ, либо попросту молчал. Совершенно случайно - от Пасечника - Блейд узнал, что в сожженной деревне, в Выселках, жили жена и сын Молчуна. Что с ними стало, никому не было известно, но мало кто надеялся, что в том огненном аду хоть кто-нибудь уцелел.