На углу Заарланд-штрассе Коринна влезла в «Щуку». Заполненный людьми, трамвай тронулся с места, звеня и стуча. Помчался по рельсам, разбрызгивал колёсами лужи. «Старой девой останешься!» Коринна никогда не отправляла писем на фронт. Писала одинокими ночами — длинные, полные страсти, но сразу сжигала. Её возлюбленный тоже «в сумерках». Чёртов высокий чин: Эрих теперь обергруппенфюрер, он стал одним из командующих Восточным фронтом по приказу Ложи.
В Берлине Эрих был месяц назад, в сентябре. Блистал на публику, корчил героя. Проезжал по улицам в кабриолете, пафосно раздавал интервью и фотографировался в компании актрис, певиц, богачей и командования. Как же Коринна ненавидела эту его мерзкую маску нарцисса! Скорее бы наступило чёртово «после войны», когда можно будет сбросить все маски!
Фрау Краузе пришла к ней на следующий день. Как же сердито она фыркала, как морщила нос, передавая шифрованные задания Ложи! Коринна привычно воспользовалась ключом и поняла, почему фрау Краузе так недовольна. Последний шифр — совсем не от Ложи, а послание Эриха. В семь вечера он будет ждать её на Дворцовой площади, у фонтана.
Коринна тогда опоздала — специально, чтобы взглянуть, как блистательный «принц» топчется и озирается по сторонам. Но у фонтана её встретил совсем другой человек — в поношенном сером костюме, постаревший и безмерно уставший. Золотистый загар сошёл без следа, под глазами залегли глубокие тени. На левой щеке появился шрам — почти невидимый издалека, но вблизи очень заметный и страшный. А когда Эрих потянулся за поцелуем — Коринна поняла, что у него остался единственный глаз. Только правый, яркий, как и всегда, а левый — стеклянный протез.
От усталости и стука колёс Коринна, наверное, задремала. Реальность подёрнулась дымкой и маревом. В нём проступали контуры фонтана и струи воды, летящие к небу, расцвеченному золотистым и розовым. Они рассыпались в мелкие брызги, искрились в лучах заходящего солнца. Площадь, цветы и деревья, с которых листва только начала облетать. Из громкоговорителя лилась мелодия — вальс-фантазия, и многие пары танцевали. Смеялись, но в глазах застыли слёзы — возможно, этим вечером они виделись в последний раз. Эрих закружил её и шагнул назад, опустился на одно колено. Надел на палец кольцо, а после встал и ушёл, в марево, в сумерки. Не оглядываясь, сел в «Гросс-Мерседес» и исчез за сизой пеленой.
Коринна постоянно носила его кольцо. С первого взгляда дешёвое: простое серебро и стекляшки. Но нет, кольцо широкое и очень тяжёлое, и не серебро это, а родий. И не стекляшки — рубины особой огранки: если посветить фонарём, геммы бросали на стены блики, похожие на вихрящиеся звёзды. Эрих таинственно шептал, что ничего подобного нет на Земле, а кольцо — дар «мелкого народца». Но Коринна поймала себя на том, что сделалась прагматичной. Нет никакого «народца». Кольцо изготовили инженеры, на одном из секретных заводов, которые курирует Ложа.
Марево схлынуло: Коринну кто-то тормошил за плечо. Она рывком открыла глаза и не сразу поняла, что перед ней стоит сердитый усатый кондуктор.
— За проезд, фройляйн! Что у вас за проезд? — ворчал он и нетерпеливо теребил связки билетов.
— Да, прошу прощения, — выдохнула Коринна, ловя мелочь по карманам плаща.
Напротив Коринны балансировал на костыле и протезе одноногий солдат. Небритый, в очень потрёпанном, пыльном мундире. Пилотка съехала на затылок, а поправить её он не мог. Удивительно ловкий солдат: мало того, что держал подмышкой костыль и хватался за поручень, так ещё ухитрялся читать «Фёлькишер Беобахтер».
Монетка Коринны упала на пол, она нырнула за ней, зля кондуктора нерасторопностью. Недалеко закатилась. Нашла и, поднимаясь, случайно бросила взгляд на газету солдата. Фото на первой полосе показалось знакомым. Да, лишь показалось, Коринна ещё не отошла от тяжёлой дремоты.
— Пожалуйста, — она протянула монеты кондуктору.
Трамвай встряхнуло, солдат дёрнул газетой. Полоса оказалась перед глазами Коринны, и она уже не смогла от неё оторваться. Замерла, позабыв взять билет. Голос кондуктора, звон, стук колёс, гомон других пассажиров — всё слилось в далёкий, невразумительный гул. Эрих на фото, как всегда улыбался — его ямочки на щеках, его мелкие морщинки, и глаза, прищуренные с присущей ему хитрецой. Он привычно блистал, задрав нос и сдвинув набекрень полевую фуражку с «мёртвой головой» на кокарде. Позади угадывались колонны Берлинской оперы, это один из тех пафосных снимков, с его последнего визита в Берлин. В чёрной рамке, под жирным заголовком «Некролог».
Билет лежал под ногами Коринны. Трамвай нёсся, звенел и стучал… Коринна даже не заметила, как проехала нужную остановку и удаляется всё дальше, в неизвестность, укрытую пёстрой листвой. Листья вихрились, неслись за трамваем, вылетали из-под колёс, играя в лучах бледного осеннего солнца золотым и багряным.
«Убит при попытке прорвать окружение».
Коринна заблудилась. Вышла где попало и петляла по чужим, незнакомым улицам, натыкаясь на незнакомых людей. В голове не было мыслей. Шифровальные машинки выстукивали ритм и тянулась песенка: «Ищет маленький народец…» Коринна присела на первую попавшуюся скамейку, потому что от недосыпа и голода не держалась на ногах. Ей плевать было на слёзы, распухшие щёки и чёрные дорожки потёкшей косметики. На всё на свете плевать, всё будто во сне.
— С вами всё в порядке? — сквозь стук шифровальных машинок прорвался участливый голос.
Коринна не сразу ответила, не разобралась, что обращаются к ней.
— Да, всё в порядке, — наконец, она выдавила дежурную фразу.
Но кто-то присел около неё.
— Нет, я вижу: вы чем-то взволнованы, — голос какой-то знакомый, она его уже слышала. — Вам нездоровится?
Коринна заставила себя повернуться. Напротив неё сидел почтальон, с той же сумкой, полной писем. Поймав пространный взгляд Коринны, он вымучил приветливую улыбку, но его лицо оставалось обеспокоенным. Коринна адски смутилась: чужой человек увидел её беспомощной и заплаканной. Даром, что она пыталась спрятаться за платком.
— Я могу вам помочь? — добивался от неё почтальон, схватившись обеими руками за сумку.
— Д-да, — пробормотала Коринна, припоминая его имя. — Пожалуйста, Пауль. Я заблудилась.
***
Коринна злилась на собственную глупость. Она, почитай, заблудилась в трёх соснах — Пауль привёл её к её условно настоящему жилищу пешком. Они даже не сели на его старенький почтовый мотоцикл, а шли через Народный парк и говорили о каких-то мелочах. Вернее, говорил Пауль, а Коринна слушала, развесив уши, забавные истории о его детстве. В воздухе танцевала листва, и мелкие птицы звонко свистели, колыша ветви кустов с мелкими чёрными ягодами. Это, наверное, бузина…
Пауль довёл её до подъезда и, прощаясь, смущённо опустил глаза. Коринна заметила, что он роется в сумке. Едва она подумала, для чего, он что-то нашёл и протянул ей.
— Это для вас, — Пауль странно протараторил и почти убежал, не оглядываясь.
Коринна удивилась, комкая тот самый обгоревший конверт без обратного адреса. Очень странный конверт, на нём даже штемпеля не было, а её имя и адрес напечатали на машинке. Коринна не решилась его открывать до тех пор, пока не оказалась в квартире и не заперла дверь на замок и засовы. Она даже шторы задёрнула — по привычке, мало ли, что?
Коринна села за стол с колотящимся сердцем. Кто такой этот Пауль? Что таится в конверте? Её одолевал сон, однако Коринна смогла на время его отогнать. Она разорвала конверт и вынула узкую полоску бумаги, на которой так же, машинкой, напечатали шифр. Коринна не верила глазам: какой-то сон, наваждение от усталости. Шифры всегда приходили ей с фрау Краузе, и только устно. Ключ Коринна тоже знала на память — вызубрила, чтобы никто не нашёл. Напечатано было дьявольски бледно, точно в машинке закончилась краска. Коринна поднесла бумажку ближе к глазам.
«В лунном свете искры блещут. Будь сегодня в семь вечера у фонтана на Дворцовой площади. Хочу взглянуть, как ты выросла. Папа».