– То есть то, что случилось в ту ночь, – дипломатический инцидент? – спросил Руди.
– Это было бы дипломатическим инцидентом, если бы не возобладал здравый смысл, – Дариуш кивнул на Макса.
– Ты не пьешь, – заметил Макс. Он посмотрел через весь ресторан на Михаля, который отреагировал как метрдотель-телепат и принес на стол чистую рюмку для Руди, после чего удалился за стойку. Макс наполнил рюмку водкой и сказал:
– Они просто хотели хорошо провести вечер, но не могли, потому что их все боятся.
– И я могу это понять, – сказал Дариуш. Он попробовал стейк, поморщился, взял бутылек с табаско и стряхнул на мясо пару капель. – Банда пьяных венгров, вооруженных до зубов, вваливается в рестораны и бары. Что еще остается думать?
– Верно, – согласился Макс.
– Если бы кто-то отреагировал слишком бурно, виноваты были бы только они сами, – продолжал Дариуш. Он снова попробовал стейк, и в этот раз мясо пришлось ему по вкусу. Он даже поднял вилку ко рту и с довольным видом начал жевать.
– А это никому не нужно, – сказал Макс. Видимо, его стейк тоже оказался удовлетворительным. Он приступил к еде.
– Вот именно, – сказал Дариуш. – Из-за такого пустяка может начаться война, – он посмотрел на Руди и наклонил голову набок. – Ты из Таллина, да?
– Я родился в Таэваское, – ответил Руди. – Но жил в Таллине.
– Никогда там не был, – Дариуш посмотрел на свою рюмку, но она была пуста. – Как там?
Руди наблюдал, как Макс наполняет рюмку Дариуша.
– Нормально.
– Для эстонца ты очень хорошо говоришь по-польски.
Руди поднял свою и осушил одним глотком.
– Спасибо.
Дариуш отложил вилку и разразился смехом. Он потянулся через стол и хлопнул Макса по плечу.
– Я же говорил! – сказал он. – Я же говорил?
Макс улыбнулся, кивнул и продолжал есть. Руди открыл «Выборову» и налил себе еще. Михаль рассказал ему, что Wesoły Ptak взял название из песни Евгениуша – одного из представителей богатой польской традиции социально-политического стихосложения, из числа тех, которые ненадолго приобретали известность, прежде чем спиться или получить пулю от ревнивого мужа или разгневанного любовника. Птица поет в клетке, и хозяева думают, что она счастлива, объяснял ему Михаль, но птица все равно сидит в клетке. Этот экскурс в историю поставил Руди в тупик.
– Мы обсуждали геополитику, – сказал ему Дариуш. – Интересуешься геополитикой?
– Я повар, – ответил Руди. – Не политик.
– Но у тебя же должно быть свое мнение. У всех есть мнение.
Руди покачал головой.
Дариуш с недоверием посмотрел на него. Поднял рюмку и сделал глоток.
– На прошлой неделе я видел по новостям, что в этом году в одной только Европе появилось двенадцать новых народов и суверенных государств.
– А через год большинства из них уже не будет, – сказал Руди.
– Вот видишь? – Дариуш с триумфом показал на него. – У тебя есть мнение! Я так и знал!
Руди вздохнул.
– Я знаю только то, что вижу по новостям.
– Европа напоминает мне ледник, – проговорил Макс, – от которого откалываются айсберги. – Он набил рот стейком по-татарски и жевал с довольным видом.
Руди и Дариуш долго смотрели на него. Затем Дариуш снова перевел взгляд на Руди.
– Неплохая аналогия, – сказал он. – Европа раскалывается на всё более и более маленькие государства.
– Квазинациональные образования, – поправил Руди. – Политии.
Дариуш фыркнул.
– Санджаки. Маркграфства. Принципалитеты. Земли. Европа проваливается обратно в восемнадцатый век.
– Тем больше территорий для вас, – заметил Руди.
– Территория все та же, – сказал Дариуш. – Больше бюрократии. Больше ограничений. Больше границ. Больше пограничников.
Руди пожал плечами.
– Взять для примера Гинденберг, – сказал Дариуш. – Интересно, как им было? Ложишься спать во Вроцлаве, а просыпаешься в Бреслау. Как им было?
Только это случилось не за одну ночь. То, что произошло с Вроцлавом, Ополе и городишками и деревеньками между ними, тянулось долго и тяжело, и, если следить за новостями, любому было очевидно, что для поляков вопрос еще не закрыт.
– Взять время после Второй мировой войны, – сказал Руди. – Встретились в Ялте Черчилль, Рузвельт и Сталин. Засыпаешь в Бреслау, а наутро просыпаешься во Вроцлаве.
Дауриуш улыбнулся и показал на него вилкой, словно уступая.
В разговоре возникла короткая пауза.
– У меня в Гинденберге живет кузен, – произнес Макс. Дариуш посмотрел на него.
– Раз уж мы об этом заговорили, – сказал он, – почему ты сам там не живешь? Ты же силезец.