Макс хмыкнул.
– Часто видишься с кузеном? – спросил Дариуш. Макс пожал плечами.
– Путешествовать трудно. Визы и так далее. У меня польский паспорт, он – гражданин Гинденберга.
– Но он тебе звонит, да? Пишет имейлы?
Макс покачал головой и пророкотал:
– Политика польского правительства.
Дариуш показал на Руди:
– Вот видишь? Видишь, какую боль это причиняет?
Руди налил себе еще, подумав, что разговор вдруг принял очень специфический оборот.
– И как, – сказал Дариуш Максу, – давно ты выходил на связь со своим кузеном?
– Давно, – задумчиво согласился Макс, словно это не приходило ему в голову. – В наши дни даже почте нельзя доверять.
– Возмутительно, – пробормотал Дариуш. – Возмутительно.
Руди допил и встал, решил посмотреть, что случится.
Случилось только то, что Дариуш и Макс продолжали смотреть куда-то вдаль, задумавшись о несправедливости ситуации с Гинденбергом и отношения Польши к нему. Руди снова сел и взглянул на них.
– И вот они мы, – сказал он наконец. – Два человека с польскими паспортами, которым трудно получить визу, чтобы попасть в Гинденберг. И один эстонец, который может перейти границу практически без помех.
Дауриш как будто пришел в себя. Его лицо просветлело.
– Ну конечно, – сказал он. – Ты же эстонец, верно.
Руди втянул воздух сквозь зубы и налил себе еще.
– Руди – эстонец, Макс, – сказал Дариуш.
Руди потер глаза.
– Что у вас там, – спросил он, – наркотики?
Дариуш посмотрел на него, и на миг Руди показалось, что в нужных обстоятельствах маленький мафиозо может быть очень страшным человеком.
– Нет, – сказал Дариуш.
– Радиоактивные материалы?
Дариуш покачал головой.
– Шпионаж?
– Тебе лучше не знать, – сказал Макс.
– Одолжение, – честно ответил Дариуш. – Ты сделаешь одолжение нам – мы сделаем одолжение тебе, – он улыбнулся. – Разве это так уж плохо?
Это могло быть плохо по сотне непредвиденных причин. Руди молча отругал себя. Надо было просто подать еду и отправляться домой.
– Как будет проходить доставка?
– Ну, – сказал Дариуш и почесал в затылке, – это зависит скорее от тебя. И это не доставка.
Позже тем же вечером, выходя из душа, Руди бросил взгляд на зеркало, висевшее над раковиной. Он снял полотенце и посмотрел на свое отражение.
Ну, вот он. Чуть ниже среднего. Худой. Короткие блеклые русые волосы. Простое безобидное лицо: не славянское, не арийское – на самом деле никакое. Ни следа лопарской родословной, которой всегда хвастался его отец. Карие глаза. Тут и там шрамы – награды за службу поваром. На предплечье – от перевернутого вока в Вильнюсе, а выше над ним – из-за того, что он поскользнулся на кухне у одного турка в Риге, а его фруктовый нож каким-то образом перевернулся в воздухе и прошел прямо через рукав формы, кожу и мышцы.
– Не бегать на моей кухне! – заорал на него турок. Потом перевязал Руди и вызвал скорую помощь.
Руди поднял правую руку над головой, чтобы увидеть длинный кривой шрам, начинавшийся над подвздошной костью и кончавшийся у правого соска. Это уже не несчастный случай на кухне. Это скинхеды – когда он пытался найти работу в Варнемюнде. Он до сих пор не знал, хотели они его убить или только напугать, и сомневался, что они знали сами. Он увидел в этом знак, что его скитания по Балтийскому побережью подошли к концу, и направился вглубь континента – сперва в Варшаву, потом в Краков.
Первым делом после собеседования Макс протянул швабру.
– У меня есть опыт, – запротестовал Руди, показывая на конверт со своими рекомендациями, который Макс держал в другой руке. – Рига, Таллин…
– Хочешь работать на моей кухне – сперва приведи ее в порядок, – ответил Макс. – А потом посмотрим.
Руди действительно думал тогда же развернуться и уйти из «Ресторации Макса», пройти по Флорианской, вернуться на вокзал, сесть на поезд и уехать подальше от этого грязного городишки, но он был на мели, а к работе прилагалась тесная комнатушка в десяти лестничных пролетах над рестораном, и он уже устал путешествовать, так что он взял швабру, сказал себе, что это временно и что, как только он накопит достаточно, он снова отправится на поиски кухни, где его оценят по достоинству.
Он горбатился со шваброй восемь месяцев, прежде чем пани Стася, грозный шеф-повар Макса, позволила ему хотя бы приблизиться к еде. К этому времени он уже по уши увяз в войне характеров с этой сморщенной теткой и покинул бы кухню Макса только ногами вперед.
Оглядываясь назад, он поражался, что продержался так долго. Так же у него было и с Сергеем в Таллине, и с турком, и с Большим Роном в той жуткой кухне в Вильно, но с пани Стасей это стало чем-то личным, как будто она поставила своей целью сломать его. Она постоянно кричала: «Подай то, подай это. Помой здесь, помой там. И это ты называешь чистотой, балтийский урод? Быстрее, быстрее. Не бегать на моей кухне! Скорее! Скорее!»