Что ещё: молодая женщина выглядела всего лишь слегка пухловатой. До того, как начались схватки и содрогания, ничего не было заметно, если особо не вдумываться. "Я-то знал прекрасно, - заметил Идрис с известным хладнокровием. - Там, внутри, шевелилось заметно для слуха. Мальчик от Адамова семени - не чета девочке: идёт труднее, ценится меньше. И ему приходится несколько раз умирать, чтобы продлить себя".
Странное утверждение для типичного мусульманина: но кто сказал, что мы в Эро или Динане типичны?
("А как мои слушатели истолкуют слова про многократную смерть?")
Началось всё бурно, кончилось быстро и без большого шума. Женщины приняли младенца - тот в самом деле был мужского пола, - отделили от пуповины и поднесли дереву и небу, словно дар. Родильницу подняли под руки и увели, маты свернули и отодвинули. Место действия опустело - осталась лишь какая-то посуда, чаша или миска.
И вот тут-то явился Рахбим в сопровождении пары-тройки сотоварищей, сунулся мордой прямо в плошку и начал деловито хавать послед. Да, это оно и было.
Та-Циан сделала выразительную паузу и оглядела слушателей. ("Включилось ли в них особое понимание или я зря ораторствую? В том смысле, что звоню в давно открытую дверь? Вспомнят ли, как я сама...")
Продолжила:
- На следующее утро за нами пришли и повели прямиком в стеклянные башни. Этакой вереницей школяров - и неважно, что лично я угодила в одну партию с бывалыми людьми. Наверное, лишь затем, чтобы не чувствовать себя Ломоносовым на пороге Славяно-Греческой Академии или Иньиго-Игнасио Лойолой, который в тридцать три года начал изучать латынь вместе с детишками, к вящей их радости.
Ах, эти величественные строения... На нижние этажи допускали всех, там явно было пастбище для туристов и афиша обычного современного города. Но всё равно это были по виду больше офисы, чем лавочки. Очень строгого вида, практически хайтек: выглаженное и выпрямленное до полусмерти дерево, полированный металл, стекло без пузырьков.
Хозяева не лгали иноземным гостям, говоря, что наверху - засекреченный информационный центр. Только вот там не было ничего похожего на то, что современный человек представляет на этих словах.
Каждое здание - монолит с уровнями и ходами, что заложены сразу при его рождении. Да, он сам говорил о себе, не стоит удивляться. Да, внутри движешься сам по себе, пешком или бегом. А ещё внутри была почти что стужа - возможно, вы помните, что ленты с записью компьютерной памяти раньше необходимо было хранить в холодильной камере. И органические мозги, по странной аналогии, приходили на ум тоже. Возможно, магия, может быть, иллюзия, но никакой привычной техники: даже вместо лифтов лестницы и аппарели. Внутри сразу вспоминается старая сказка, китайская или тибетская. В ней женихам принцессы надо было протянуть сквозь извилистую дорожку, просверленную в стеклянном шаре, платок из тонкой ткани. Победил тибетец: он догадался привязать к платку шелковинку, а саму шелковинку прицепить к муравью и запустить насекомое внутрь шара. Я ещё в детстве, в Лесу, любила жёлтую книгу с драконом на обложке, но Диамис, когда я попала к ней в руки, заставила перечитать ещё раз. И спросила:
- Как тебе это сейчас, скороспелка? Нет, не раскрывай рта. И глаз пока не раскрывай этак возмущённо, наоборот, зажмурься. Думай. И как только придёт в голову нечто без оттенка явной чепухи - валяй.
- Чепуха - признак правильного мозгового штурма, - пробормотала я.
- Вот и оставь сей штурм унд дранг при себе, - ответила моя тогдашняя наставница. - Бурей и натиском в шиллеровском духе ничего стоящего не преодолеешь - тут не запад, восток нужен.
В свете динанской географии стороны света меняются местами, но метафора есть метафора и касается лишь образа мысли.
("А теперь и в самом деле помолчим - имеем право, как говорится. Пусть парни ловят не фактуру, но запах. Потому что я в конце концов произнесла:
- Никто не упоминает, как ход в шаре был проделан. Если шар был сложен из двух половин, тогда ещё понятно: протравлен или выточен алмазом до склеивания. Если, когда выдували, вложили тугоплавкую проволоку и потом выдернули... Если капнули плавиковой кислотой... Нет, не получается. Проволока порвётся или перегорит, кислота протечёт боком.
- Наплюй, - отозвалась Диамис. - Технолог из тебя никакой. Не изобретай лампочки накаливания в энном веке до нашей эры. Первая догадка верна, остальное - белый шум. Или там дым. Разноцветный. Ну?
- Кто прошёл толщу впервые, тот может с успехом странствовать до бесконечности, - вдруг ответила я. - Правильный вопрос уже заключает в себе ответ. Остальное неважно.
- Браво, - ответила она без такого уж восторга. - Отыскала свой модус операнди".)
- А что вы там делали, в большущей стеклянной головоломке? - спросил Рене. - Вместе держались? У вас там хоть был проводник?
- Сверхпроводник, - хихикнул Дезире. - Ты бы ещё спросил, вышла ли наша инэни оттуда или осталась внутри.
("Этот явно умнее своего напарника. Неудивительно для кошачьей натуры. Хотя человечий пёсик, возможно, лучше притворяется. Что скажу им вслух? В какой-то мере я и осталась в стеклянном дворце, чисто технически - и не только - это было единое сооружение, стоящее на природном базальтовом постаменте. Потому что сквозь твоё тело сразу начало идти чистое знание, никак не выраженное в звуках и знаках, отделяя тебя от других, обволакивая и проницая насквозь, и нельзя было говорить о тебе и мне. Знание - это и был материал башен. Знание нужно было принять как себя, стать им - но ты мог взять лишь то, что тебе предназначено, и не более. Когда тебе становилось невмоготу, стены исторгали тебя наружу. Я сделалась и знанием, и зданием, но Вард-ад-Дуньа со всеми своими чудесами возвышается в точности там, где была".)
- Огромная радость и страшное напряжение, - сказала Та-Циан наконец. - Мистик описал бы это как встречу с божеством, только к происходящему был совсем другой ключ. Зрелище для всего тела. Современный человек скажет - информация, но у него не появится мысли о том, что чистая информация есть наиреальнейшее в мире, realiora. Раньше моё "я" было отчасти риторическим: имелся в виду некий обобщённый ученик. Конкретно мне, именно той, что носила имя Таригат, удавалось в известной мере держать полученное знание в отдалении от себя: тем и спасалась. В конце концов, я была из рода Тергов.
("Многозначительная обмолвка. Возможно, напрасная. Во всяком случае, не стоило бы так акцентировать насчёт рода, а не служения".)
Надо пояснить, что конкретно происходило со мной. В голову вкладывались не сами мысли и факты, но многофакторный, многофактурный ключ к тому неясному, что их воспринимает и производит внутри самого человека: к корню, истоку, типу и форме мышления. То есть каждая беспризорная деталь попадала на заранее приготовленное место, подвергалась обработке и осваивалась. Будто ты заранее знал, что чего стоит, а не выводил это путём индукции. От рождения имел живое чувство мироздания. Или - уже давно знал, и теперь это знание раз от разу проявлялось и закреплялось.
В Сухой Степи я уже начала чувствовать, что события моей жизни как бы подстраиваются под меня, чтобы подхватить. Если я отказывалась от воли, то начинала чувствовать некие токи и пределы и следовать им.
- Река, - тихо ответил Дезире. - Вы сравнивали.
- Да, именно. Только сильнее, отчётливей. И теперь я по вечерам размышляла: не только над вереницей совпадений, не такой уж и удивительной, - над самим эроским образом жизни. Ведь жить в нашем кочевье было, не в пример иным местам, легко. Любое умение ложилось прямо в руки. Ни разу нам не приходилось разбираться с сапной лошадью. Ягнята рождались и росли крепенькими, волк, если его не удавалось отогнать, никогда не резал больше одной овцы, и то в чём-то ущербной. Разумеется, он такой не выбирал - получалось натуральным образом.