- Положим, не совсем на то самое, - Та-Циан подняла бровь. - В смысле налагания на себя своих же рук. Меня ведь признали госпожой: во всяком случае, своих действий. Клинок, большой или малый, - знак всеобщий, силт - только для трёх восточных провинций. К тому же в Эро не любят множить смыслы без надобности: острая сталь - знак власти и знак её конца, и довольно с неё.
- Так Керм предложил вам стать магистром - со всеми вытекающими последствиями? - настаивал Дезире.
- Жест, который он сделал, и мой встречный - были амбивалентны, как очень многое в Эро. Я могла взять нож прямым хватом, словно домохозяйка, которой надо нарезать мясо. Обратным - чтобы ударить оппонента в полную силу. Могла направить остриё в сторону Керма или себе в грудную кость. Поцеловать навершие. Но какой иероглиф означает клятву и принятие высокого имени - я лишь догадывалась. Если он вообще был.
Та-Циан приподнялась с места:
- Заговорились мы с вами. Вернее, замыслились. Замылились, как кони на скачках. Если по кофейку, как раньше?
- Раньше это у вас было "по кофейку", а мы пили совсем другое, - ответил Рене. - Сейчас боимся, по правде говоря: и так подсели по-крупному, но хотя бы с возможностью возврата.
- Правда-правда, - подхватил Дезире. - Спасибо ещё, что главы про степь вышли заумные и скучноватые. Не затянули в себя.
- А в наказание мне теперь турочку стеречь, чтобы кофе на плиту не удрал, - со слегка комическим недовольством ответила Та-Циан. - Ладно-хорошо, соблюду. Только вы и впрямь не лезьте мне на шею. К моей шее, точнее говоря.
Жаловалась она не совсем напрасно: у компаньонов с их абсолютным нюхом напиток получался отменный.
- Так что же именно вы сделали с тем клинком? - Рене прицепился к хозяйке, не успела она усесться на прежнее место, прихлёбывая кофеёк из пол-литровой фаянсовой купели.
- Вот ведь...! Да по сути ничего, - всё внимание Та-Циан сосредоточилось на том, чтобы не наглотаться гущи, даже глаза опустила в чашку. - Приняла и в тот же миг вложила обратно в ножны, слегка по ним похлопав: "Мне чужого легенства не надо, мне моё личное магистерство подавай". То есть я такого совсем не говорила. Даже не очень думала - человек я скромный, когда некому меня видеть. Но ради чего номинальный правитель одного тайного общества внедряется в другое, как не с целью связать оба? Как это предпринял Керм - если он во времена моей бурной юности уже был в чине.
Похоже, в этой точке моих размышлений я глянула на аньду как-то особенно, потому что Идрис тотчас сказал:
- Отец считает, что ваше Братство лишь потому отнеслось терпимо к его будущему преемнику, что за ним стояла Та-Циан Тергата. На свой лад, разумеется. Не вмешиваясь и даже не изображая присутствие.
- То есть потому, что в Степи она была заложницей Оддисены и даже не подозревала об этом? Оттого не смогла бы вовремя себя защитить? - сказала я спокойно.
- Драгоценные камни берут в счёт долга не для того, чтобы их разбить, - ответил Барс. - Вот переплавить оправу на современный лад - это возможно.
Иначе говоря, можно извлечь из меня конкретную пользу в возникшей не так давно ситуации.
"Однако был ещё один оттенок - если вы, друзья, удостоились читать "Пера Гюнта". Там в конце возникал такой Пуговичник, который переплавлял души, не годные ни в рай, ни в пекло. Хотя вряд ли и то, и другое само годно для кого бы то ни было. Надежда непременно перенести на тот свет ближнюю жизнь в улучшенной редакции (то, о чём мечтается всем уповающим) тождественна стремлению затащить в рай свои нестираные портянки. Оттого грешники в аду чувствуют себя на своём месте, праведники в раю - далеко не обязательно. Рай, должно быть, полон неизжитых комплексов...
"Какой надо быть непроходимой сволочью, чтобы хотя бы помыслить христианский ад, да и рай тоже, независимо от того, мыслят ли тебя сами они. Не говоря о том, чтобы в него поверить и убедить паству соревноваться за угретое место", - писала Татьяна. Но что уж такого фатального в переплавке, добавляю я?"
- Не надо источать такой сарказм, - попеняла мне Ани-Рена не за мысли, которые вы могли бы нынче прочесть, - за слова о заложнице Горного Братства. - В тебе сошлись упования обеих сторон. Ты многолика. Оддисена метит на твои военные и политические таланты, ведь хороший полководец - прежде всего политик. Хрустальному Братству нужна служительница Тергов, то есть в какой-то степени человек искусства, интеллектуал и снова политик, тонко чувствующий чужую ментальность. К этим двум сторонам стоило бы прибавить и третью.
Юноши насторожились, нутром предвкушая самое интересное.
- Именно - то, что предложили некоему графу Эдерланду, который шёл по земле с топором в руке, круша мещанские устои: "Готовы ли вы взойти на эшафот как убийца или предпочитаете сформировать новое правительство с целью восстановления спокойствия и порядка?"
Так завершила свои слова старшая в Степном Братстве.
- По мне - что угодно, только не спокойствие, - ответила я тогда. - Я знала, в какой точке сходятся начерченные мною линии, и это было последним, что могло меня остановить.
"Если тебя объявляют злом во плоти и бесовкой за то, что ты творишь, а твои чувства спокойны и неколебимы, может быть, надо разобраться не в себе, исправить вовсе не себя, но тех, кто порицает?" - писала Татьяна, хотя не пойму, какие у неё-то были поводы считать себя такой жуткой особой. Разве что клыкастую гримасу скорчила особо впечатлительному ребёночку или, выбираясь из толпы, пнула по щиколотке вельми набожную старушку".
Керм рассмеялся:
- Вся закавыка в смысле того, что сказала старая эроская госпожа: "Можешь уйти на тот свет" - не разрешение сделать это, но способность. Твой отец, посестра, ещё когда тебя предупредил. Неужели ты не чувствовала всех явленных, но миновавших тебя смертей? Конечно, повзрослев, ты научилась осторожности.
Трясина. Ров. Роды. Пещера. И всякий раз после такого я чувствовала себя по-настоящему живой.
- Кое в чём ты сходна с мужчиной, - продолжал побратим. - Но, уверяю тебя, нисколько не больше, чем следует женщине, задуманной Милосердным в начале времён. Так берёшь или нет?
- Беру, - ответила я. - Но вот что конкретно - будем посмотреть.
В самые торжественные моменты меня неудержимо тянет чуточку позубоскалить.
- Ты вернёшься в горы и примешь обратно силт, карху и имя, - сухо произнесла госпожа Ани. - Они по-прежнему действенны, но там тебя будут готовить к окончательной интронизации. Причём долго, дотошно и приплетя к делу нас самих. Собственно, власти и авторитета у тебя с такого не прибавится ни на йоту, куда уж выше восьмого неба взлетать. Но самое последнее испытание будет не ради других - для-ради одной тебя. Пройдёшь - поймёшь.
И чуть погодя добавила, не узрев на моём лице должных эмоций:
- Не думай, что трое в лодке, не считая собаки, - недостаточно представительное собрание. Мы могли бы пригласить хоть весь парламент, ничего это к делу не прибавит. Магистр в Динане обладает неприкосновенностью, верховная сакердотесс в Эро кладёт свой клинок поверх всех прочих, но если наша Триада от имени Рук Аллаха предложит тебе прибегнуть к выбору - тебе не останется ничего, кроме как подчиниться. В твоём конкретном случае - по доброй воле и со страстью.
А упоминание выбора и рук Бога (очевидно, имелась в виду левая, принадлежащая Тьме) впритык отсылали нас к великой Урсуле ле Гуин. В который раз получилось, что меня плотно и очень заранее окружили. Точно простофилю какую-то.
Та-Циан, поднявшая голову во время монолога, уставилась на дно чашки, словно не понимая, куда делся напиток.
- И был триумф, да? - риторически спросил Рене.
- Частичный. Ни одно из Братств не любит шума, - слегка покривила душой Та-Циан. - Они ведь давно пытались сойтись воедино, только вот самое трудное - вынуть из Берлинской Стены самый первый камень. А там дело должно пойти как по маслу.
В общем, мне на долю выпало лицезреть глубокое удовлетворение Двенадцати и ликование всех остальных. За то время, пока Та-Циан накрывало тёмной водой, в Совете Легенов мало что изменилось: я казалась себе самой старой изо всех. Недостающее до полной колоды число легенов пополнили за счёт моих эросцев. Я лишь попросила, чтобы Рахима-ини не тревожили: Снежный Барс и сам по себе великолепен.