-- Скучно чего-то, -- сказал он. -- Скорей бы ребята пришли... Может, крикнуть кому-нибудь? -- Он посмотрел на часы. -- Как раз на связь выходить...
-- Верно, пора, -- отозвался без интереса Тимофеич. -- Говори, а я подремлю маленько.
Моторист настроил рацию и тотчас услышал голос судового радиста. Тот кричал, глотая слова, одурелый от водки и насморка:
-- "Двойка", я -- "Нерпа"... Ес-си меня слыш-те, говорите: "да", ес-си не слышите -- "не"... Понял вас, понял вас: вы меня не слышите...
-- Ты что, вовсе лыка не вяжешь?
-- Жора... Жор, здорово!
-- Привет.
-- Идем к вам, идем к вам... Прием.
-- А где капитан?
-- В гальюн пошел, в гальюн пошел.
-- Ясно. Позови рулевого...
-- Сейчас... Слышь: нет в рубке никого, нет никого...
-- Куда ж вы идете?
-- Идем к вам, идем к вам... Жор, ну и подкачал ты!
-- Чего так?
-- Дочка, говорю, дочка... Прием.
-- Пошел ты... -- Моторист выругался и выключил рацию.
"Скучно мне чего-то..." -- вновь пришло мотористу в голову, хотя он, кажется, меньше всего думал сейчас о том, скучно ему или весело. Он с беспокойством ощупал карманы в надежде отыскать хотя бы окурок, ничего не нашел и как-то беспомощно оглянулся.
Стрелок уже спал, уронив на скрещенные руки лысую голову, зябко сутулился у огня Тимофеич. И кругом не на что было посмотреть: воздух был темный, в нем смугло блистали первые звезды, а по горизонту неясно проступали очертания облаков; по ним скользили светлые пятна -- то был отраженный свет ледовых полей, которые безостановочно гнали в океан муссонные ветры...
"Засвечу я сейчас!" -- решил моторист.
Он пододвинул к себе ящик с пиротехникой, запустил в него руку и вытащил аварийную ракету-шестизвездку. Крепко зажав патрон, он отвинтил колпачок, вытянул шнур с кольцом и дернул к себе... Ракета выстрелила, едва не вырвав гильзу из рук. Все вокруг красно осветилось, но то, что увидел моторист, не вызвало в нем никакого интереса.
"Пущу-ка зеленую теперь..."
-- Ты чего? -- вскинулся дремавший Тимофеич. -- Жорка, ты чего?
-- А чего?
-- Еще спасатель увидит!
-- Ну и пускай спасает, -- вяло ответил моторист.
-- Жорка, -- разволновался Тимофеич, -- да я тебя стрелком возьму, если Лазарь заболеет... Ты сам подумай: на черта нам спасатель! Они за спасение, знаешь, сколько с управления срежут? А управление с кого? С нас, ясное дело. Вся прогрессивка полетит к едреной кочерыжке! Ты ж первый и виноват будешь, раз по твоей причине запасной бачок с соляркой забыли...
-- Сам надоумил меня с бачком, -- возразил моторист. -- Говорил, что места много занимает, некуда шкуры девать...
-- Ты, я -- кто там будет разбираться... Срежут прогрессивку, столько денег выбросим на ветер, дурак! Или нам они легко даются? Неужто это объяснять надо?
-- Понимаем, не первый день замужем...
-- То-та! Должен видеть, что к чему, раз семейный ты теперь...
Моторист хотел было возразить, что никакой он не семейный, а с чего они весь этот галдеж устроили, так ему просто непонятно. Даже если у его знакомой и появился ребенок, так разве это о чем-нибудь говорит? ...А познакомились в апреле, то есть на пасху по старым предрассудкам... Они тогда на ремонте стояли во Владивостоке. Он ночевал у сестры Верки, на Угольной. Утром проснулся -- Верка гладит его рубашки. Подошел в трусах к форточке покурить. А тут Надька вошла, в руках у нее крашеные яйца. Говорит Верке: "Давай похристосуемся". Они расцеловались. Потом подходит к нему -выпивши она была маленько... Ну, поцеловались. "Давай еще, а то не распробовала"... Они еще раз. А Верка рубашки гладит... Что ему в Надьке понравилось: рост у нее хороший, со всех сторон круглая, лицо розовое с улицы... И смело в глаза глядит: "Что, нравлюсь я тебе?" -- "Нравишься". -"Дымища у вас, -- говорит, -- хоть окно откройте: тепло как на улице! Ну, я пошла..." Тут он скоренько штаны, рубаху натянул, выскочил во двор... Она возле калитки стоит, придерживает от ветра юбку: "Жорик, увидела тебя -- и словно приворожил ты меня чем. Стыдно сказать, только чего хочешь, то и делай со мной". -- "Обожди, сейчас сбегаю за рубашками..." А Верка молодец, выручила: побросала рубашки прямо из окна, они с Надькой ловили их внизу, горячие от утюга...
-- Гудит чего-то, -- сказал Тимофеич. -- Неужто на кромку выносит? Нет, не должно бы...
Моторист прислушался, глянул на небо.
-- Ледовый разведчик это, -- сказал он. -- Посмотри-ка... Генка Политовский летит! Вот ей-богу... Дай крикну, а то мимо пролетит...
-- Только лишнее не говори, -- предостерег Тимофеич.
-- Двумя словами перекинемся... Я -- "Двойка"! -- закричал по рации моторист. -- "Лилипут", отвечай! "Лилипут", отвечай!
Ледовый разведчик грузно перевалился на крыло, показав различительные огни, и начал спускаться, описывая плавный круг.
-- "Двойка", я -- "Лилипут"... Кто вызывает? Прием.
-- Гена, здорово!
-- Здорово. Кто это?
-- Жорка говорит. Жорка Латур с "Нерпы".
-- Жора! -- закричал летчик. У меня известие для тебя: дочка у тебя, дочка... Прием.
-- Ничего, переживем как-нибудь...
-- Это вы ракеты пускали?
-- Тут у нас солярка кончилась. И вообще... Слышь, Гена: крикни спасателю, а то надоело здесь!
-- Некогда ему: за шведом пошел, за шведом...
-- А мы, значит, хуже шведа?
-- Тут обижаться нечего: швед в гостях, а вы, считай, у себя дома, -сказал летчик.
-- Само собой, -- засмеялся моторист. -- Наше это море, для нас сделано...
-- К тому же шхуну вижу, шхуну вижу...
-- Они там посылки из дому получили, к празднику... Мимо не пройдет?
-- Прямо на вас прет.
-- Даже интересно: там у них в рубке никого нет...
-- Судну не привыкать, само к вам дорогу найдет, -- пошутил Генка. -Ну, будь здоров, а то некогда мне.
-- Гуляй...
Моторист подул на окоченевшие пальцы, прислушался. Вокруг стояла такая тишина, аж глохло в ушах, только временами, пушечно выстрелив, лопалась льдина или выскакивал подсов, шумно расплескав вокруг себя воду...
"Или "Шлюп" настроить, пока еще есть время? -- подумал моторист. -Крикнуть на метеостанцию: может, там приятель дежурит... А может, Надьке радировать -- поздравить дуреху?.. Крикнуть, и чтоб она в ответ крикнула... Чего это со мной сегодня? -- недоумевал он. -- Сколько раз попадал во всякие передряги, и ничего. Ничего не оставалось. Видно, потому, что ни о чем в это время не думаешь. А если и придумаешь что-нибудь, так нарочно такое, чего, может, и в жизни не бывало и быть не может. Потом сразу забудешь про это, и ладно. А сегодня совсем другое лезет в голову..."
Моторист обернулся, услышав за спиной какую-то возню и хрип. Вытаращил глаза: по шкурам ползал белек, тыкаясь носом в обрызганные кровью трюмные доски. "Ну и живучий зверь! -- подивился он. -- Это ж надо: издох, а потом снова ожил! Видно, неправду говорят: не сумеем мы этого зверя начисто вывести..."
Он взял тюлененка на грудь. У того под густым мехом бешено колотилось сердце -- аж прыгала ладонь. "Были бы именинники сегодня этот белек и твоя дочка", -- вспомнилось ему.
Моторист перекрестил тюлененка ножом:
-- Живи, родственник!
И выпустил его в море.
МОСКАЛЬВО
1
-- Сколько? -- спросил капитан.
Вахтенный помощник Степаныч оторвался от бинокля и глянул на счетчик эхолота.