— Юпитер милостивый, о чем ты говоришь при живом Цезаре? — удивилась собеседница.
Обратившись к Фабии, она спросила:
— Знаешь ли ты, милая Фабия, что внучка Августа, любимая Юлия, сослана на необитаемый остров? Она сурово наказана, но по заслугам. Вела себя так вольно и непринужденно, словно она правит Римом, а не ее престарелый дед. Не угодила деду — и вот будет доживать свои дни в полном одиночестве, а ведь еще молода и хороша собой!
Фабия была смущена и удивлена. Ливия ничего не сказала ей о младшей Юлии, а ведь они виделись всего три дня назад. Однако старый сенатор куда более осведомлен о делах Цезаря, чем она, Фабия, любимая наперсница императрицы. Август стар, но он еще крепок и силен в своей власти. Ему покоряются многочисленные провинции, завоеванные в битвах. Ему подвластны Египет, Сирия, Испания и Галлия, ему поклоняется вся Италия, а есть люди, которые уже видят на его месте Тиберия. Непостижимо это!
Когда молодой красивый виночерпий стал разносить вино, доставленное с острова Хиоса, Фабия, подняв золотую чашу, обратилась к Ливии с добрыми пожеланиями:
— Пусть сбудутся твои мечты и надежды, благородная Ливия, — сказала Фабия. — Пусть долгие годы здравствует наш Цезарь. Я напомню тебе две строки из «Метаморфоз» Овидия:
Читая эти строки, я думаю об императоре Августе. Поистине он зачинатель нового мира.
— Благодарю тебя, Фабия. Строки Овидия прозвучали кстати. Я рада видеть тебя на своем пиршестве.
Ливия подняла свою золотую чашу, украшенную драгоценными камнями, и слегка поклонилась подруге. Однако Фабия видела холодность и отчужденность в ее взоре.
Фабия рассеянно слушала кифаристов и все более сожалела, что не нашла возможным поговорить с Ливией о муже. Ей очень хотелось выполнить просьбу Овидия, выяснить — есть ли причина для гнева. Сейчас, видя улыбающееся лицо Августа, она подумала, что Овидий неправ, придавая значение пустякам. Сегодня не пригласили во дворец, а завтра будут приглашать и радоваться его присутствию. Не каждый же раз можно слушать чтение поэта! Сколько забот у императора. Скольких людей он должен принять и выслушать. Вот и сейчас, на пиршестве, он терпеливо выслушал сенатора, который сообщил ему об окончании строительства храма Юпитера Громовержца на Капитолии. Цезарь был доволен сообщением и улыбнулся старому сенатору. Она вспомнила разговор Овидия с Котта Максимом года три назад, когда начали строить храм. Все говорили о том, что император был необычайно щедрым и отпустил громадные деньги на украшения храма. Котта рассказал тогда, что Август посвятил храм Юпитеру Громовержцу в память избавления от опасности, когда во время кантабрийской войны при ночном переходе молния ударила прямо перед носилками и убила раба, который шел с факелом.
Август был очень суеверен и больше всего боялся грома и молнии.
«Не забыть бы рассказать Овидию о храме», — подумала Фабия. Обернувшись к парадной части дворца, освещенного факелами, сверкающего белым мрамором, разглядывая пирующих, Фабия снова посмотрела на императора Августа, который возлежал на своем ложе. Рядом с ним стояли иноземные послы. Низко склонившись, они приветствовали всемогущего правителя великого Рима.
— Ему не до нас! — прошептала Фабия. — Напрасны тревоги Овидия. — И, поднявшись, чтобы незаметно покинуть пиршество, она направилась к своим носилкам.
Покачиваясь в носилках, Фабия вспоминала все новости, услышанные во время приема во дворце. Она была довольна тем, что сообщит Овидию занятные истории и утешит его. Она привыкла видеть его веселым и общительным. Зато в дурном настроении он замыкался и целыми днями сидел в своем круглом зале, что-то записывая. В такие дни он предпочитал завтракать в одиночестве, не принимал гостей и сидел за книгами. Фабия заметила, что в такие дни мифы были его утешением и развлечением.