- На кого наговариваете, Маргарита Константиновна! - воскликнула Надежда Романовна. - На кого поднимаете руку? Товарищ завгороно безупречна.
Надежда Романовна туго затянула янтарные бусы на шее, задыхаясь от любви и обожания завгороно.
Пока девчонка-учительница произносила свою обличающую речь, Надежда Романовна прозрела и вдруг поняла, что ее ночные страхи были напрасны. Как бы ни повернулось, завгороно останется завгороно, а стало быть, и она, старший инспектор, при ней. Ничто не грозит нашей безупречной Анне Георгиевне. А депутат здесь зачем? Старший инспектор поняла его появление диаметрально противоположно директору. Не страх, а надежду внушил ей приход депутата. Зачем завгороно его позвала, руки распахнула навстречу? Эх, Тёмка, сосунок, и эта интеллектуалка, как нынче их называют, слепые котята - вот кто вы!
Вслух она высказалась по-другому. Но горячо:
- Товарищи! У нас еще не бывало, мы не припомним такого справедливого завгороно...
- Надежда Романовна, я не давала вам слова, - сухо остановила завгороно.
- Молчу, Анна Георгиевна, но обидно же, больно. Нет, не могу молчать, вы уж простите... Товарищи, все было не так. Маргарита Константиновна, стыдно! Вы питаетесь сплетнями. Анна Георгиевна и не думала мне ничего поручать. О молодом Утятине слова не было сказано.
- Неправда. Было сказано об Утятине, - так же сухо возразила Анна Георгиевна.
- Но что! Но как! Было сказано, что из области присылают молодых специалистов. А как попал Утятин в школу номер один, понятия не имею.
- Я не сошел с ума? - бледнея до зелени, прохрипел Виктор Иванович. Вы же сама и утверждали его, когда весной проверялось штатное расписание вот в этом самом кабинете.
- Утверждала, - почти радостно согласилась старший инспектор. - Анну Георгиевну в тот раз Москва в министерство затребовала. Нагрузку учителей на нынешний год по вашей школе, Виктор Иванович, утверждала я, верно, а что конфликт у вас с Ольгой Денисовной из-за Утятина вышел, в первый раз слышу.
- Ну уж если до такого дошло... ох!
Директор откинулся на спинку стула, страдальчески скривил лицо, схватился за грудь.
Молчание. Пауза. Анна Георгиевна опустила глаза, Королева Марго, напротив, безжалостно, в упор наблюдала. Депутат оставался спокойным.
- Если так, Надежда Романовна, - собрался с силами директор. - Скажу прямо, с Ольгой Денисовной у меня был принципиальный конфликт из-за несхожести педагогических взглядов. Ольга Денисовна не то что стара - хуже, устарела. Кабинетный метод обучения - не по ней. Радиофикация урока - не по ней. Кинофильм, как один из методов освоения литературы, не признает. У нас великие актеры на пластинках записаны, а нашей Ольге Денисовне и Качалов не нужен, она сама Пушкина им преподносит. А болтунов расплодила! Ребята ей такое плетут, уши вянут. Причем, заметьте, с другими учителями не позволяют критических разговорчиков. А у Ольги Денисовны это, видите ли, "воспитание самостоятельности мышления", ну... и старческий склероз плюс к тому в полном разгаре.
- Нет склероза! - крикнула Королева Марго, топнув ногой, что уж со всех точек зрения не очень прилично. - Я специально была в поликлинике, упросила в регистратуре показать карту Ольги Денисовны. Там черным по белому: практически здорова. Вы ей внушали, вы ее выжили. Вам Утятина из гороно подсунули, а вы и рады стараться.
- Не рад. Выполнял приказание.
Снова пауза, полная тишины, мертвой тишины. Но теперь Анна Георгиевна не опустила глаза и, хладнокровно выдержав паузу:
- Если бы вам приказали украсть, пойти на подлог?
- Он и пошел на подлог! - выкрикнула математичка. - Пропавшие тетради, Виктор Иванович, помните?
У нее вырвалось про тетради. Она строго-настрого запретила себе говорить о тетрадях, потому что все-таки не была твердо уверена, что директор их спрятал. Слишком подло даже для того маленького человечка, что скрывался за представительной внешностью директора школы. Слишком уж подло! Но сейчас, нечаянно проговорившись, она по его заметавшимся глазам, багровым пятнам, окатившим лицо, поняла, что не ошиблась. Тогда, в учительской, он спрятал тетради Ольги Денисовны, чтобы показать, что она от склероза почти из ума выживает.
- Не помню пропавших тетрадей, - оправившись от испуга, металлическим голосом ответил директор. - Что касается Ольги Денисовны, уход на пенсию есть право советского труженика. Заслуженный отдых, а не то, что вы, Маргарита Константиновна... "выжили"! Как язык повернулся? Осторожнее, Маргарита Константиновна, словами бросайтесь. Пенсия по старости лет есть завоевание советского строя. Гордиться надо. И ценить.
Он умолк, тяжело дыша, словно тащил в гору воз.
- Товарищ спецкор, - предоставила слово Артему его мать, и, как ни старалась казаться спокойной, видно было, что страшно волнуется, оперлась подбородком на сплетенные пальцы, вытянулась, напряглась как струна. Со вчерашнего вечера она не видела Тёму. Вернулся поздно, утром чуть свет снова ушел. С кем он был? Наверное, с этой красивой учительницей. Тёма! Что ты скажешь, Тёма?
Он долго не мог начать говорить. Мялся, краснел. Боже! Какой еще мальчишка, школьник! "Милый мой, бедный мальчишка!" - думала мать.
- Говори же! - торопила учительница, и по тому, как она глядела на него с насмешливой ласковостью, мать поняла, он ей нравится, и почувствовала нежность к этой умненькой девушке, своему прокурору.
Как нескладно, некрасноречиво говорил Артем! Нет, оратора из него не получится. Прямо косноязычный какой-то.
- Я вчера был уверен... вчера, да... сегодня я... не очень... если окажется... все равно, я решил... вчера я начал писать, сегодня решил, если даже мама виновата, не буду писать. Мама не виновата! - выкрикнул он.
Заключение было неожиданно, никак не вытекало из всего предыдущего и из его собственных слов. Он повторил упрямо и твердо:
- Не виновата.
- Правильно, Тёма! - обрадовалась Надежда Романовна и, хлопнув в ладони, незаметно подмигнула директору.
- Товарищ спецкор, - поправила мать.