Цзюе-синь внимательно следил за всеми действиями старухи, напряженно ожидая, как она поступит дальше. Так как у самого у него не хватило бы ни сил, ни решимости выступить против самодура, которого защищал общественный строй, то он, конечно, готов был с удовольствием наблюдать, как с таким человеком расправятся другие.
Цуй-фэн принесла метелку и передала ее старой госпоже Чжоу. Та крепко сжала ее в руке и приказала Мэю:
— Ну-ка, подойди ко мне.
Перепуганный Мэй исподлобья глядел на бабку и не решался тронуться с места. Старая госпожа Чжоу сердито поторапливала его. Чжоу Бо-тао не сказал ни слова, а только поглядывал на Цзюе-синя, словно ожидая, что тот выступит в роли примирителя.
Собственно говоря, Цзюе-синю очень хотелось посмотреть, как метелка будет гулять по чьей-то спине и своевольные упрямцы получат возмездие. Но сейчас жалкий вид Мэя и гневное лицо старой госпожи Чжоу (он видел, что за этот год она сильно сдала) изменили его чувства. Он больше не мог оставаться безучастным зрителем. Он поднялся и, стараясь придать своему тону убедительность, обратился к бабке:
— Бабушка, прости на этот раз Мэя, он еще молод, не понимает, что делает. Прости его на этот раз — в будущем он станет умнее. — При этих словах Цзюе-синя Мэй всхлипнул.
— Подойди, Мэй, я не буду тебя бить, — смягчаясь, обратилась к нему старая госпожа Чжоу, подтверждая свои слова кивком головы. Но Мэй все еще колебался.
Цзюе-синь подбодрил его, посматривая на бабку:
— Иди, иди. Не бойся, бабушка бить не будет.
Подала голос и Юнь:
— Иди, раз бабушка зовет. Она хочет с тобой поговорить. Не бойся.
Мэй медленно подошел к бабке и, весь дрожа, взглянул ей в лицо.
— Ведь ты уже взрослый, пора понимать, — начала поучать его старая госпожа Чжоу, подавив гнев и глядя на него полусердито, полуласково. — Зачем ты берешь пример с жены и так ведешь себя? Разве ты не знаешь, что твоему деду не легко было наживать имущество? Сейчас ты пока не имеешь права жить так, как тебе хочется. — Мэй только поддакивал. — Служанка — тоже человек. Не думаю, чтобы она была хуже тебя. Она всегда занята больше, чем ты. Скажи, какое же ты имеешь право ругать и бить ее? Я сама когда-то купила Цуй-фэн и оставила ее твоей сестре. Подчиненные тогда уважают хозяина, когда он справедлив к ним. В обращении с подчиненными тоже нужно быть человеком. Не думай, что если у твоего деда были кое-какие деньги, то ты теперь должен задирать нос. Не будь таким упрямым, как твой отец, и таким бесчеловечным. Он уже забыл, как трудно приходилось мне и его отцу в свое время — тогда он был еще мал. А теперь он рассуждает об уважении к другим и берется учить меня. — Тут она подняла метелку и процедила сквозь зубы: — Если уж речь зашла об уважении, то, пожалуй, как мать я могла бы и наказать своего сына.
Эти слова как громом поразили Чжоу-Бо-тао. Лицо его потемнело еще больше, он незаметно подался в сторону и, поглядывая на дверь, думал о том, как бы ускользнуть.
Но как раз в этот момент взгляд матери упал на него, и его почти незаметное движение не укрылось от нее. Снова закипая гневом против сына, она взмахнула метелкой и повысила голос:
— Хочешь уйти? Ну и иди себе. Кому ты тут нужен? Только злишь меня своим присутствием.
Но Чжоу Бо-тао не обратил на ее слова внимания. Поспешно пробормотав что-то, он вышел с таким видом, словно получил полное прощение. Все (за исключением старой госпожи Чжоу и Мэя) с облегчением вздохнули.
Гнев старой госпожи Чжоу еще не улегся окончательно. Видя, что Мэй, съежившись от страха, все еще стоит перед ней, она бросила метелку и махнула рукой:
— И ты уходи с глаз моих. Отправляйся к своей жене.
Когда он ушел, старая госпожа Чжоу устало закрыла глаза и долго сидела не двигаясь. Теперь настала очередь госпожи Чэнь и госпожи Сюй успокаивать старуху. Цзюе-синь понял, что момент для разговора о Хой неподходящий: дальнейшее пребывание здесь лишь увеличило бы его страдания. Поэтому он распрощался. Его оставляли обедать, но он ушел под каким-то благовидным предлогом.
Вернувшись домой, он у дверей комнаты Цзюе-миня столкнулся с ним самим. Тот как раз выходил из комнаты и, увидев выражение печали на лице Цзюе-синя, спросил испуганно:
— Цзюе-синь, где ты был? Я ходил в контору, но тебя не застал.
— У бабушки, — коротко бросил Цзюе-синь.
Цзюе-миню все стало понятно. Сочувственно взглянув на брата, он мягко спросил:
— Опять по поводу Хой?
Цзюе-синь кивнул.
— Решили что-нибудь?
— Го-гуан уклоняется от встречи. Он снова женится. Послезавтра сговор. Разве ему теперь до Хой? — с горечью отвечал Цзюе-синь.
— А что говорит дядя? У него же всегда есть выход.
Цзюе-синь нахмурился и закусил губу. Он хотел было промолчать, так как не мог высказать словами обуревавшие его сложные чувства, но что-то подтолкнуло его, и он, помедлив, ответил:
— Не говори мне о дяде. Он только все испортил. Если бы не он, давно бы все уладили. Ведь это, по сути дела, пустяк. А сейчас они не знают, что делать. Бабушка только сердится — и все.
— А по-твоему, что следует предпринять? Неужели так и допустим, чтобы Го-гуан продолжал увиливать? — Цзюе-минь был обескуражен бессилием стольких людей, но продолжал спрашивать.
— А что я могу? У них весь дом в таком же положении, — развел руками Цзюе-синь, словно оправдываясь. Но на самом деле он просто дал выход своему гневу. Он все время бился именно над разрешением этого вопроса и до сих пор не верил, что не найдет выхода.
Братья стояли на ступеньках у входа. Кругом была полная тишина, и только с крыши доносился однообразный писк ласточек. Солнечные лучи подбирались под карниз. Из противоположного флигеля вышла госпожа Шэнь с Цзюе-хуа, сыном Си-эр, на руках и, с довольным видом усевшись в пустое плетеное кресло, стоявшее под окном комнаты Шу-чжэнь, принялась играть с ребенком.
— Выход-то есть и очень легкий. Не знаю только, согласитесь ли вы на это, — вдруг решился Цзюе-минь.
— Что же ты предлагаешь? — удивленно повернулся к нему Цзюе-синь.
— Мы найдем Го-гуана и заставим его написать расписку. Тогда посмотрим, сумеет ли он увильнуть! — уверенно произнес Цзюе-минь.
— Все можно будет уладить, если он согласится прийти, — без особого энтузиазма сказал Цзюе-синь, которому казалось, что из предложения брата ничего не выйдет, кроме бесполезного разговора.
— Он-то, конечно, не захочет прийти. Мы пошлем ему приглашение. Я знаю, что у них в доме паланкина нет и Го-гуан всегда нанимает его у перекрестка. Сделаем так: мы посылаем человека, который поджидает поблизости. Го-гуан выходит, этот человек его останавливает и сообщает, что дядя хочет видеть его по важному делу. Посмотрим, как он вывернется, — выкладывал свой план Цзюе-минь.
— Но если не удастся встретить его? Опять зря потратим время, — раздумывал вслух Цзюе-синь.
— Обязательно встретим. Он мне и вчера и сегодня попадался, — настаивал Цзюе-минь.
— Неужели? Где же ты его видел? — удивился Цзюе-синь.
— А я специально ходил к тому перекрестку, чтобы убедиться в правильности своего плана, — улыбнулся младший брат.
Цзюе-синь задумался на момент, затем сказал, словно размышляя вслух:
— Ну что ж, пожалуй, попробуем сделать по-твоему. Я сейчас пошлю человека.
25
Но восьмого числа поймать Го-гуана не удалось. Когда Цзюе-синь вернулся из конторы, Цзюе-миня еще не было дома; госпожа Чжоу ушла к кому-то из родственников на званый ужин, Шу-хуа и Шу-чжэнь играли в саду, и поговорить Цзюе-синю было не с кем. Сегодня на душе у него было еще более тоскливо и грустно. Походив немного по комнате, он отправился в комнату госпожи Чжоу, затем — к Цзюе-миню, в надежде кого-нибудь застать, хотя прекрасно знал, что там никого нет. Расстроенный, он вернулся к себе. Читать не тянуло, так как он чувствовал, что книги только усугубят его плохое настроение. Он сбросил халат, но было все равно душно. Тогда он расстегнул ворот сорочки и, усевшись на вертящийся стул, стал обмахиваться веером. Взгляд его бесцельно скользил по стенам комнаты. Он ничего не искал. В голове была путаница — мысль перескакивала с одного предмета на другой.