— Нет, майор! Вы все использовали? — прокричал Кадзи, выглядывая в окно через плечо Мисато.
— Нет! Есть резервы командующего и N^2-ракеты!
Кадзи поморщился и убрал руку от головы. «Какой-то обломок лихо ободрал ему кожу, — поняла Мисато. — У него даже ранения позерские».
— Дайте мне связь с вашими резервами, — потребовал инспектор.
— Что?!
— Вы слышали, майор! ЧП категории «Малак», прямое вторжение Ангела! Вам напомнить директивы? Связь, майор!
Сражение снова затихало, а значит, Ангел ускорялся. Кацураги помотала головой:
— Не надо больше резервов, инспектор! Дайте мне коды.
Кадзи вытер нависшую на брови кровь и снова выглянул в окно.
— Хорошо. Во VTOL’е есть защищенная линия, идемте! Скомандуете уже в воздухе!
Мисато помотала головой:
— Так не выйдет. Мне нужен штаб! Надо отдать приказ на отступление войскам, потом…
— Потом — конец городу! И все равно вместе с вами! — прервал ее Кадзи. — Попререкайтесь еще немного, и N^2-удар будет N^2-ударом возмездия!
— Я не могу свернуть штаб, — твердо повторила майор и обернулась к своим подчиненным:
— Немедленно отводите всех, вести сдерживание только тактическими средствами…
— Знаете, Мисато, я тоже упертое дерьмо, — прозвучало у нее над ухом, а потом пришла долгожданная тишина.
Тецуро смотрел, как покрытые кровью пальцы выбивают на экране данные, вскрывая одну за другой линии защиты, пока не появилась надпись: «Доступны резервные коды». Три строчки в сочетании с магнитным ключом майора Кацураги дали второму лейтенанту последний шанс остановить Ангела. Он поднял голову и обернулся к стоящему над ним человеку.
— Вы уверены? — спросил инспектор, разглядывая испачканную в крови сигарету. — В вертикалке еще есть места. Вашего майора можно засунуть в грузовой отсек, например.
— Я оставил и так минимум, — пожал плечами Тецуро. — Может, успеем даже танки вывести. Там такие маршруты…
— Ладно, верю, — прервал его Кадзи и отвернулся к выходу. — Спасибо.
Второй лейтенант буркнул себе под нос: «это вам спасибо». Тецуро тоже считал, что Японии хватит и одного героя с фамилией Кацураги — независимо от мотивов инспектора. Кадзи уже ушел к лестнице, а пятерых офицеров, казалось, нимало не беспокоил маленький магнитный ключ в руке старшего.
— Пятый маршрут, уходите по направлению к Аракава-драйв!..
— Восемь-один! Восемь-один!..
— Внимание, займите укрепленные позиции, вы во второй зоне поражения!..
Тецуро дождался, пока в наушниках каркнут о готовности пилоты, и одним движением вставил ключ в замок.
— Один-один-танго. Ракета вышла.
— Один-два-танго. Ракета вышла.
Штабные офицеры надрывались, заплевывая микрофоны, а Тецуро поднял со столешницы испачканную сигарету инспектора Кадзи. Унюхать табак не получалось: мешалась вездесущая гарь, а потом в наушниках затрещала скороговорка:
— Тецуро! Уничтожьте ракеты! Слышите, вторлей?! Это Кадзи! Немедленно остановите ракеты!
— Инспектор?!
— Последняя строчка кода, быстрее!
— Есть!
Второй лейтенант отбарабанил нужный код с настойчиво-дурацкой мыслью «опять?!», но вопрос задать не успел.
— В воздухе Ева, — весело сказал Кадзи.
Аска не так представляла себе возвращение в строй.
Ее ужасно трясло, картинка поминутно терялась, машину раскачивало, словно маятник, а в довершение беды почти не работала навигация. Капитан ощущала машину неполным, искалеченным телом.
«Лучше быть калекой, чем не быть вообще. И пусть по-другому думают слабаки».
Ангел почти отрезал аэродром от города, и Аске предстояло всего лишь догнать противника, который не разглядел свою смерть в груде металла на земле и просто прошел мимо. Ева едва плелась, проваливаясь и вновь набирая высоту, под ней лежало пожарище уничтожаемого города, а сверху хлестал горячий грязный ливень.
Аска очень плохо чувствовала Еву, зато удивительно хорошо — крохотное существо, сжавшееся в комок где-то на окраине разума. Существо сохраняло спокойную уверенность, немного тепла и тем и грело пилота, почти теряющего связь с машиной. Рыжей очень хотелось верить, что она сдержала бы управление даже без своего незримого помощника, но вожжи слишком уж сильно рвались из рук, сдирая кожу прямо с мясом, слишком уж сильно хлестало болью — по глазам, под дых, в живот. Голос Евы, звучащий в голове, отдавался двойным эхом, и чужие отзвуки мешались и смазывали все.