Осень.
Мне всегда нравилась в этом городе осень. Она всегда добра ко мне. Она всегда умирала у меня на руках, медленно закрывая свои глаза, в которых бесконечно падали листья, тихо угасало ее дыхание, вырываемое из полуоткрытых губ, поддернутых инеем. Я никогда не плачу, видя очередную ее смерть. Нет, не потому что я знаю, что на следующий год она вновь придет в этот богом забытый городок. Я не плачу только потому, что она не любит этого. О, она очень горда, эта осень! Она восхитительна в своей наготе, когда ее тело покрывают лишь резные листья. Она не стесняется и не стыдится. Она убивает своей наготой, она приручает своей наготой, она вдохновляет своей наготой. Осень великолепна в своем всепобеждающем шествии по нашим душам. Она мягко ступает босыми ногами, задевает самые тайные струны наших сердец, о которых мы даже и не подозреваем. Она раскидывает в стороны руки, свои прекрасные, нежные руки, обнимает наши лица, целует в лоб, идет дальше, она никого не помечает своим смертоносным дыханием. Осень мгновенно делает из нас своих рабов, но ей этого не надо, поэтому она рвет все связи со своей смертью. Ей никто не нужен. Она просто идет. Как идет снег... Осень умирает у меня на руках в очередной раз. Ее дыхание уже становится холодным, почти обжигающе-ледяным. Оно вырывается из ее едва открытых губ белесым облачком. Осень до боли сжимает мои ладони, гнет мои пальцы, ломает мне ногти. Она вгрызается зубами в мои губы, рвет их, раздирает на части мои щеки, вырывает волосы. Она задыхается у меня на руках, просит прощенья в очередной раз. Я молчу. Она от меня ничего не ждет; осень лишь смотрит в мои глаза, пытаясь снова ими стать. Ее желтые, насквозь промерзшие листья, у которых уже видны все коричневые прожилки, разлетелись по сторонам с ее тела; и осень предстала во всей своей великолепной наготе. Но по ее шикарному белому телу уже прочертили свои дорожки набухшие умирающие коричневые вены-жилки. Они опутали ее, как тонкая паутина, но которую уже никогда не снимешь. Осень хрипит, кровь ее едва пузырится на ее искусанных, обветренных губах. Я смотрю в ее ядовито-голубые глаза; она никогда не плачет. Осень знает, что, умирая, она возвращается в наш мир, она будет жить, но жить во мне до следующего года. Осень, гуляя со мной, порой хватала мой длинный пушистый шарф с мягкими кисточками, обмотанный два раза вокруг шеи, и начинала меня в шутку душить. Мы весело хохотали и бежали дальше, разбрасывая по сторонам опавшие, едва влажные от вечерней росы, желтые большие листья. Иногда мне кажется, что мы перестали существовать для всего мира, мы проходим мимо людей, а они никогда не замечают нас. Я отказываюсь верить в наступление холодов так же, как осень отказывается верить в свою приближающуюся смерть. Мы обе ходим в коротких юбках и летних кофтах. И лишь морозная прохлада на щеках говорит нам, что время наше уже прошло. Осень умирает вместе с листьями. Холода лишают эту высокую, женственную, нежную красавицу с длинными, развевающимися на ветру, русыми с золотистым отливом волосами ее детей-листьев. Она мужественно переносит очередную потерю, ведь у нее будут новые дети, новые радости, новая я. Да и она сама будет новой, неузнаваемой! И каждый раз срок ее жизни разный. И возможно в следующий раз осень не придет вовсе. Это будет ее самым главным счастьем. С ее смертью у меня начинает идти кровь. Я дотрагиваюсь до кончика носа, зная, что на подушечках пальцев у меня останутся капельки крови. Я глубоко вздыхаю, отворачиваюсь с застывшими слезами во внешних уголках глаз и ухожу от ее бездыханного нагого тела, которое очень быстро заносит снегами, дождями, забвением. Осень не ждет иного исхода. Бешеный ветер сдергивает ворох листьев с веток деревьев и уносит их по спирали на землю... Осень никогда не прощается... В этом году осень умерла внезапно. Ее не стало глухой ночью, что было совершенно удивительным. Ведь обычно осень умирала во второй половине дня до шести вечера, тщательно приготовившись к этому событию. Но я проснулась рано утром, еще было темно, дул легкий, едва теплый ветер, и шел дождь, тихо стуча в окна. Я оделась, вышла на улицу и резко застыла - везде лежал белый, свежий, чистый, мокрый, первый снег. И он, точно саван, скрыл тело осени, внезапно настигнутую смертью. Яма сама пришла к этой изящной красавице в невесомых одеждах, желающую или жить вечно, или не жить вовсе... 2005 год.