— Анемо, — ответил Блейд, отрицательно покачав головой. — Согласно принятой у вас классификации, я — паллан, наблюдатель. Можете называть меня Талзаной.
— Талзана? Пришедший из Леса? — теперь на лице керендры отражалось неприкрытое удивление.
— Да, именно так. Мне дали это имя друзья-оривэи… очень далеко отсюда.
Овладев собой, керендра чуть склонил голову и представился:
— Сайон’эл, оператор. Прошу подождать. Я свяжу вас с координатором.
Его облик померк, растворился в розовом тумане. Блейд, сощурив глаза, ждал.
Итак, координатор! Высокий пост, должно быть! Интересно, что же он координирует? Операцию по захвату Солнечной системы? Вряд ли… Насколько было известно страннику, паллаты решительно не одобряли насилия. Но Сайон’эл употребил совершенно определенный термин на оривэе, и «координатор» являлось наиболее точным его переводом на английский, да и на любой другой из земных языков. Не вождь, не руководитель, не директор и никакой иной титул, предполагающий, что один человек имеет власть над другим… Именно координатор… «гот, кто объединяет усилия» в дословном переложении с оривэя…
После своей талзанийской одиссеи Блейд догадывался, что в обществе паллатов ценность личности определяется не должностью, не властью, даже не общественной полезностью и уж во всяком случае не богатством — они все были богаты, так богаты, как и не снилось владыкам земных финансовых империй. Да, богаты, но не равны! Существовало понятие «арисайя», объединявшее такие качества, как авторитет, мудрость, достоинство, честь, ответственность, но неизмеримо более широкое. Блейд предполагал, что люди с высокой арисайя одарены врожденной или благоприобретенной способностью не ошибаться, видеть правильный выход из самых сложных положений. Это его заключение было чисто умозрительным; он много раз пытался представить себе, какие ценности существуют в обществе, где богатство и власть — сугубо исторические категории. Вероятно, паллаты особо выделяли тех, кто обладал даром предвидения, и решения или советы этих людей, в конечном счете, являлись определяющими.
В Талзане он встретил трех оривэев-лот, Джейдрама, Каллу и Сариному, представителей смуглой темноволосой расы. Джейд был молодым ученым, пат-дзур свалталом; похоже, это означало, что он занимается социологией примитивных рас. Он весьма заботился о своей арисайя, что верней верного доказывало ее незначительность — ведь истинный авторитет, достигший в своем деле вершин, равнодушен к приумножению славы. Что касается Каллы, прелестной девушки, ставшей подружкой Блейда, то она еще не задумывалась о подобных вещах — вероятно, в силу юного возраста. Но Саринома… Очаровательная Саринома, зрелая, как золотистый персик, и тоже не обошедшая странника своими милостями… О, она была совсем иным существом, отличным и от честолюбивого Джейда, и от своей ратанги, беззаботной малышки Каллы! Блейд не без оснований подозревал, что в ближайшие двести лет Джейдрам не обогатится и десятой частью ее арисайя. Тем не менее, они были любовниками.
Нибел кашлянул, прервав нить его воспоминаний.
— Да, Гарри?
— Чего мы ждем, командир? — голос пилота слегка дрожал.
— Не тревожься, никто не будет палить в нас из бластеров. Мы ожидаем приема у местного начальства.
— Но…
— Ш-ш-ш… — Блейд поднес палец к губам. — Представление начинается!
Над никер-унном сгустились тени, поплыли, потекли, формируя контрастное изображение. На сей раз это была комната — вернее, что-то вроде комнаты, ибо протяженность помещения Блейд не мог установить — его стены, пол и потолок скрывал белесоватый туман. В легких изящных креслах сидели двое; фигуры их казались небольшими, словно камера — или иной передающий прибор — находилась от них ярдах в пятнадцати-двадцати. Тем не менее каждая складка одежды, как и лица этой пары, были видны с недостижимой для земного телевидения четкостью.
Тот, что слева, относился к расе керендра. Он выглядел немолодым, и Блейду, знавшему, что лишь огромные интервалы времени оставляют следы на лицах людей этой расы, оставалось гадать, сколько же лет координатору — восемьсот, тысяча или все полторы. Пожилой керендра был облачен в изумрудное одеяние, гармонировавшее с зеленоватым цветом кожи, голова и безволосый череп казались слишком крупными для тщедушного тела, но вид его не был ни уродливым, ни, тем более, гротескным. Совсем наоборот! Глаза координатора смотрели остро и цепко, как у насторожившегося коршуна.
Справа сидел Защитник. Серебристый комбинезон, облегающий сильные плечи и грудь, снежные волосы, беломраморное лицо, белые кисти рук… Однако он не производил впечатления бесцветности — вероятно потому, что и бесстрастное его лицо, и застывшее в обманчивом покое тело производили впечатление невероятной мощи и несокрушимой уверенности в своих силах.
Стараясь не глядеть в сторону Защитника, Блейд произнес слова традиционного приветствия.
— Ханната, — ответил зеленокожий; Защитник только молча склонил голову — совсем земным жестом.
— Вы — Талзана, паллан, — произнес пожилой керендра после недолгого молчания. — Я — Фамор, координатор. Кто такой мой помощник, вы, должно быть, знаете.
— Да. Но я хотел бы услышать его имя, чтобы обращаться к нему с должным уважением.
— Кам! Хорошо! Защитник восемь — ноль три.
Блейд кивнул, судя по короткому номеру, этот страж спокойствия был на несколько рангов выше его талзанийского приятеля, Защитника двадцать два — тридцать.
— Мой спутник — земной пилот Гаррисон Нибел, — произнес он.
— Это не существенно. Паллези нас не интересуют.
В спокойном голосе координатора не замечалось и следа высокомерия или неприязни, только констатация факта. Блейд, однако, был рад, что его пилот не знает оривэя.
— Возрастает ли ваша арисайя, Фамор? — задал он традиционный вопрос вежливости, и глаза керендры довольно сверкнули.
— Анола. Как, вероятно, и ваша, Талзана?
— Анола, — Блейд утвердительно склонил голову. — Клянусь Единством, что может быть дороже самосовершенствования и радости жизни, которое оно приносит?
— О! Я вижу, вы хорошо знакомы с нашими обычаями!
— С обычаями оривэев, не керендра, — заметил странник.
— И мы, и они — паллаты. Мы различаемся во многом, но в главном — едины.
— Я знаю. Мои друзья-оривэи говорили об этом.
— Как их уважаемые имена?
Блейд погладил висок и улыбнулся.
— Они, по большей части, молодые люди, которые еще не живут, но лишь играют в жизнь, вряд ли вы что-либо слышали о них. Но одно имя я вам назову, Фамор… очень дорогое для меня имя… Пат Барра Саринома, моя лайя.
«Лайя» было общепринятым обращением между близкими людьми и дословно значило «дорогая», «милая», иногда это слово использовалось в значении «возлюбленная», но, строго говоря, оно не предполагало с полной определенностью наличия интимных отношений. Оставив Фамора в неопределенности на сей счет, странник прикоснулся пальцем к своему никер-унну.
— Это — ее подарок, хранящий память о наших встречах. Никогда не думал, что использую его для связи с вами.
Координатор склонил голову.
— Пат Барра Саринома… — медленно произнес он. — Это имя мне известно, как и многим другим… Пат Барра Саринома редко ошибается.
Блейд понял, что первый раунд за ним.
— Мне пришлось воспользоваться этим транспортным средством, — он обвел рукой крохотную кабину, — весьма примитивным и ненадежным, чтобы добраться сюда. Возникли обстоятельства, требующие личной встречи, но ваши пилоты очень осторожны, и я не смог вступить с ними в контакт на Вайлисе.
Фамор удивленно наморщил лоб.
— Разве у вас нет корабля, подобного нашему кхору? Или устройства для связи в со-пространстве?
— Нет. Я — наблюдатель, посланный на Вайлис, но наша методология изучения примитивных цивилизаций значительно отличается от вашей. Мы не используем при этом технических средств.