— Я не перестаю думать о том, что этой весной я даже не подозревала о твоем существовании, а теперь ты значишь для меня больше всего в жизни.
— Если мы прекратим все прямо сейчас…
— Нет! Не говори так! Как мы можем прекратить все отношения, когда все уже случилось? Когда я только и поняла, что такое жизнь, когда встретила тебя? Когда каждый день для меня начинается и кончается с мыслями о тебе? Когда я лежу ночью и думаю, что этажом выше лежишь ты, и мне хочется встать и пойти отыскать эту комнату.
— Нет! Тебе нельзя этого делать, Лорна! Слышишь, никогда, ни при каких обстоятельствах тебе нельзя этого делать, Лорна! — Он крепко ухватился за рукав ее блузки. — Обещай мне!
— Не буду обещать. Я люблю тебя. А ты меня любишь, Йенс? Я знаю, что любишь. Я видела это в твоих глазах сотни раз, но ты не хотел об этом говорить, да?
— Я думал… если я не скажу этого, то будет легче.
— Нет, легче не будет. Скажи это. Я прошу, скажи это. Дай мне чуточку больше.
Эти слова прозвучали как вызов, и наконец, почти побежденный, он произнес:
— Я люблю тебя, Лорна.
Она бросилась к нему и схватила за руки так, как будто хотела удержать на всю жизнь:
— Вот теперь я счастлива: только на один миг, но я счастлива. Думаю, вряд ли с первого раза все могло пройти удачно. С того вечера, когда я пришла на кухню узнать, что случилось с папой, и когда узнала, что это ты подложил записку, вот тогда я и обратила на тебя внимание.
— К черту эту записку.
— Нет, — вздохнула она. — Нет, это значит, что все именно так и должно было произойти. Ты так не думаешь?
Некоторое время они молча держались за руки, но в душе Йенс знал, что в том, что произошло, виноваты они оба. Он сел и, скрестив руки, продолжал:
— А как же Дюваль? Ведь он подарил тебе часы, и твои родители мечтают, чтобы ты вышла за него замуж? А я ведь всего-навсего кухонный лакей?
— Никогда! — Она вскрикнула так, что сомнений и вопросов не было. — Никогда, Йенс Харкен! Ты лодочный мастер, дизайнер, и когда-нибудь у тебя будет твое собственное дело, и со всех концов Амепини к тебе будут приезжать люди, чтобы ты построил для них яхты. Ты мне говорил так.
Он обнял ее и приложил палец к ее губам в знак молчания.
— Ах, Лорна, Лорна…
Он вздохнул глубоко и задумался. В молчании протекло несколько минут.
Она первой нарушила тишину, спросив:
— Когда же мы можем снова встретиться?
Казалось, его мысли витают где-то далеко. Наконец, очнувшись, он серьезно посмотрел ей в глаза:
— Думай над этим. Подумай, если тебе правда хочется этого, Лорна… Подумай о том, что тебе придется плакать, мы будем вынуждены врать и изворачиваться. Ты этого хочешь, Лорна?
Конечно, нет, как будто бы мелькнуло в ее глазах.
— Ты же говорил, что никогда не лжешь, — напомнила она.
— Да, говорил, ну и что?
Они прекрасно понимали, что они вынуждены будут так вести себя, но думать об этом сейчас не хотелось.
— Уже поздно, — вздохнул он. — Тебе пора.
Сквозь слезы она рассеянно посмотрела на тарелки, полные муравьев.
— Да, — прошептала она безучастно.
— Пошли, я помогу тебе упаковать корзину.
Они выбросили всю еду на траву, собрали тарелки и свернули одеяло в полном молчании. Йенс взял корзину, а Лорна одеяло, и они все так же молча направились к лодке. Он, подав руку, помогал ей спускаться. Они положили вещи в лодку и остановились. Так они и стояли друг против друга на скале.
— Я даже не спросила, как у тебя идут дела с яхтой.
— Отлично. Просто прекрасно.
— Можно прийти посмотреть?
Он поднял лицо к небу, прикрыл глаза и промолчал.
— Ладно, — все поняла она, — не буду. Но скажи мне еще раз, что любишь меня, просто я хочу это запомнить.
Йенс склонился, взял в руки ее нежный подбородок и поцеловал долгим поцелуем. Она прижалась к нему губами и дала влажный кончик языка, чтобы слиться с ним в печальном прощании. В этом голом каменистом месте, куда они спустились, было почти жарко. Беззвучно сиял летний день, а еще ниже блестела на солнце вода.
— Я люблю тебя, — сказал он, глядя прямо в ее глаза, в которых стояли слезы.
Глава 9
Вернувшись домой после свидания с Йенсом, Лорна с радостью подумала о том, что сегодня воскресенье. Это означало: ужин будет состоять из холодных закусок и, следовательно, не придется встречаться с родителями за столом в официальной обстановке. Ей все равно не хотелось есть, поэтому во время ужина Лорна сидела одна в своей комнате, выводя на бумаге имя Йенса буквами в стиле рококо. Окружая его розами и лентами с надписью «не забывай меня». Обмакнув ручку в чернильницу, она начала пририсовывать рядом птичку, но, нарисовав всего одно крыло, отложила ручку, закрыла лицо рунами, упершись локтями в туалетный столик.
Неужели его слова означали, что они больше не увидятся? Этот ли смысл крылся в его словах, когда он сказал: «Подумай, если тебе и правда хочется этого, Лорна… Подумай о том, что тебе придется плакать, мы будем вынуждены врать и изворачиваться».
Она и сейчас готова была разрыдаться.
Так вот, значит, какая она, любовь: это боль и тоска в душе. Лорна даже не подозревала, что любовь может так сильно охватить человека, может полностью перевернуть установившийся уклад его жизни, превратить жизнерадостного человека в страдающего.
Лорна еще раз начертала имя Йенса в обрамлении цветов со склоненными головками, а над ними лица со слезами на глазах. И тут, чуть не расплакавшись сама, она спрятала свои наброски в одну из летних шляпок и закрыла картонку со шляпками крышкой.
Потом Лорна тихонько обошла дом. Ее сестры разглядывали альбомы с вырезками. Серон уже спал. Гидеон курил сигару на задней веранде. Лавиния и Генриетта увлеченно играли в триктрак. Они в напряжении склонились над доской, поэтому даже не подняли головы, когда Лорна появилась на пороге гостиной. Она постояла некоторое время, наблюдая за играющими женщинами, полностью поглощенными своими ходами, потом вернулась наверх и тихонько постучала в дверь тетушки Агнес.
— Войдите, — ответила та, отложив сначала книгу на покрывало кровати.
Лорна вошла в комнату и увидела Агнес, сидящую на кровати и опирающуюся спиной на подушки. Колени тетушки были укутаны одеялом.
— Что ты читаешь? — поинтересовалась Лорна, выглядевшая сейчас как маленькая заблудившаяся девочка.
— О, это один из моих самых любимых старых рассказов из журнала «Харперз». Называется «Анна».
— Я, наверное, помешала тебе.
— Ох, Господи, не глупи. Я этот рассказ читала уже сотни раз. Так, так-так… а в чем дело? — Лицо тетушки Агнес вытянулось. — Ты выглядишь очень расстроенной. Иди сюда, дитя мое.
Она протянула к ней руки, и Лорна упала на кровать, ища убежища в ее объятиях.
— Расскажи своей старой тетушке Агнес, что стряслось.
— Ничего… И в то же время все. Взрослею, повздорила с мамой, да еще эти скучные воскресные вечера.
— Это точно, для нас, одиноких женщин, они кажутся такими длинными, правда? А где же твой молодой человек? Почему ты не с ним?
— Тейлор? Не знаю. Просто мне сегодня не хочется его видеть.
— А ты не поссорилась с ним? Может, в этом и кроется причина твоей печали?
— Нет, вовсе нет.
— А как же твои сестры и Феба, где они?
— Мне и с ними сегодня быть не хочется.
Агнес перестала допытываться. За окном начали сгущаться сумерки, а Лорна продолжала лежать, убаюканная приятными запахами накрахмаленного полотна, фиалок и камфоры.
Спустя некоторое время Лорна спросила:
— Тетя Агнес?
— Да?
— Расскажи мне о себе и капитане Дирсли… как вы полюбили друг друга.
Старая женщина вновь пересказала ей давнишнюю историю о мужчине в белой форме с золотыми эполетами и женщине, которые полюбили друг друга.
Когда повествование закончилось, Лорна так и продолжала лежать на кровати, прильнув к груди тетушки и уставившись на розы и ленты, украшавшие обои.
— Тетя Агнес… — она тщательно подбирала слова, прежде чем продолжить, — а когда ты была с ним, то чувствовала влечение?