Осень, в небе жгут корабли.
Осень, мне бы прочь от земли.
Там, где в море тонет печаль,
Осень – тёмная даль.
ДДТ
Когда Глеб в первый раз пришёл домой около полуночи, отказавшись объяснять, что его так задержало, Жанна только пожала плечами. Вернулся – и ладно, в конце концов, не Таньку ж встретил в тёмном переулке.
Когда такое повторилось дважды за одну неделю, Аббатикова поняла, что испытывает некоторое беспокойство. Она не была ревнивой, но упорный отказ Бейбарсова рассказывать о своих похождениях настораживал. С его-то амбициями он мог снова спутаться с компанией каких-нибудь Древних, пообещавших ему силу за душу, например.
Насчитав таких задержек одиннадцать за месяц, некромагиня запаниковала и написала Свеколт. Сестра по дару, впрочем, обеспокоенности не выказала, посоветовала только прицепить на одежду загульщика берцовую кость мыши с наложенным следящим заклятием.
– Варварство какое-то, – пробормотала Жанна, сжигая письмо.
Не то, чтобы ей было жалко мышку, но она ни на миг не забывала, что Глеб потерял силу, а не знания (вкупе с мозгами). Да и как-то низко это было – устраивать слежку за любимым.
А потом всё разрешилось само собой.
– А может, в кино сходим?
Вопрос Бейбарсова застал Жанну врасплох, когда та, обленившись после трудного дня, пыталась магией донести чайник с плиты до стола.
– Куда? – глупо переспросила Аббатикова, глядя на разливающуюся по линолеуму реку кипятка.
– В кино, – Глеб подхватил чайник, едва заметно поморщившись. Когда-то он мог совершенно спокойно засунуть руку в огонь и вытащить оттуда горящую головню, и нынешняя «слабость» тела его раздражала. Сколько Жанна ни говорила ему, что он всё равно может больше среднестатистического лопухоида, он всё равно был уверен, в собственной беспомощности.
И абсолютно не думал, что взять только что вскипевший чайник за носик и не обжечься способен разве что какой сумасшедший йог.
– Ну так что? – переспросил бывший некромаг, убедившись, что больше никаких разрушений не предвидится.
– Поставь, пожалуйста, чайник, – пробормотала Жанна, лихорадочно соображая, что она знает о любимом досуге многих лопухоидов.
Бейбарсов только закатил глаза, водрузил кухонную утварь на законное место на плите и протянул подруге руку:
– Идём.
Октябрь выдался довольно тёплым и невероятно ярким. Глеб с лёгкой улыбкой наблюдал, как Аббатикова, отказавшаяся надевать куртку, пинает опавшие листья, перепрыгивает через лужи и ловко преодолевает узкие бордюры. Ещё полчаса назад она изображала из себя гусеничку в пледе, а теперь то и дело забегала вперёд, отставала, снова опережала… «Как будто собаку выгуливаю», – поймал себя Бейбарсов на насмешливой мысли, но тут же поспешно от неё отмахнулся.
Это было что-то из прошлой жизни, для которой теперь не осталось места.
Зато нашлось место для нового увлечения: документального кино. Скажи кто бывшему некромагу пару лет назад, что он всерьёз заинтересуется лопухоидными движущимися картинками, с которыми даже поболтать нельзя, он наверняка бы проклял такого юмориста особо изощрённо. Впрочем, художественные фильмы не нашли отклик в душе Глеба – часть из них была слишком глупой, по его мнению, другая часть – слишком фантастичной, а многие вообще оставили в недоумении.
Документальные картины, разумеется, тоже были разного качества; но они, по крайней мере, были близки к жизни лопухоидов, и Бейбарсов глотал один фильм за другим, ища подсказку – как же теперь будет выглядеть его повседневность.
И чем больше он смотрел, тем сильнее становилась в нём уверенность: Жанна тоже должна это увидеть. Ей, не мыслящей себя без магии, давно пора было узнать, как может быть иначе.
– И не надейся улизнуть, – шепнул Бейбарсов, когда свет погас.
Аббатикова только пожала плечами и приникла к его боку.
Фильм про маленькую девочку, встречающую и провожающую поезда, произвел на обоих сильное впечатление. Он шёл больше трёх часов, и когда ребята вышли из кинотеатра, время уже давно перевалило за полночь.
Жанна шагала почти механически, не поднимая глаз. За те часы, что она провела в неудобном кресле, прижавшись к Глебу, на улице ощутимо похолодало, но Аббатикова почти не замечала этого. Прозрачное небо подмигивало редкими звёздочками; в городе стояла удивительная тишина. Или, возможно, некромагиня просто не готова была услышать обычные для Москвы звуки… Только где-то на грани слуха сердито шуршали опавшие листья, растревоженные яростными порывами ветра.
Глеб догнал Жанну, накинул ей на плечи свою куртку. Некромагиня, всё так же не решаясь взглянуть на него, осторожно сжала его ладонь.
Бейбарсов не ожидал такого эффекта. Малышка из фильма настолько остро напомнила ему о собственном детстве, что разбудила ощущение болезненного одиночества, испытываемого им тогда. Но у этой девочки была надежда, что всё изменится; её не преследовал ежедневный и более чем обоснованный страх смерти.
– Ты сказал, эти кино про реальных людей? – вдруг спросила Аббатикова.
Бывший некромаг остановился, непонимающе уставившись на подругу.
– Ну, я просто подумала… – Жанна запнулась. – Ей ам ак о-иноко…
– А, – Глеб кивнул. – Не волнуйся, у неё теперь всё хорошо.
– От-уда ы з-аешь?
– У нас ведь… – Бейбарсов помедлил. – У нас с тобой ведь всё хорошо.
Он вдруг понял, что больше не чувствует одиночества; зато холодные пальчики, сжимающие его ладонь, дарят ощущение теплоты.
Они шли по городу, держась за руки, и шуршание листьев сопровождало их путь. Осень злилась, что её холод никак не действовал на двух людей: она насылала на них ветер, но он не мог разрушить тепло, возникшее между ними, как ни старался.
Глеб дышал полной грудью, впервые за долгое время наслаждаясь тем, что просто живёт; что рядом с ним девушка, которая пойдёт за ним хоть на край света; что он молод и впереди ещё вся жизнь.
И он был свободен делать то, что ему хочется, а не то, чего хотела от него безумная старуха. Первый раз за двенадцать лет.