– Надо было дать ей попить марганцовки, и все бы прошло.
– Давали! – ответила Любовь Ивановна, суетливо продолжая разговор. – У нее другое дело. Не инфекционное, а какой-то вирус. Понимаете?
Николаю было приятно, что разговор шел просто, по-семейному, как у близких людей, знающих заботы друг друга.
– Понимаю, – ответил он, хотя ничего не понял.
– Она, бедняжка, так мучилась, пока мы лекарства доставали. У дочки и зятя денег нет, я всю зарплату отдала и еще призаняла на эти таблетки… все так дорого. Вы понимаете?
– Понимаю… – снова повторил Николай. Было жалко эту старушку в ее безмерной любви к внучке. Ему всегда было жалко обиженных и он посчитал нужным дать совет этой приятной бабушке, человеку, доживающему свой век. – Попробуйте своей внучке дать крутой чай со зверобоем. Все внутри стянет, и ваша внучка станет здоровой. Сам этим способом иногда пользуюсь, – Николай врал бессовестно. Никогда он не пользовался травами, а лекарства принимал только в крайних случаях, когда от болезни некуда было деваться. Но он знал, что человеку надо помочь хотя бы словом, посочувствовать, и тому непременно станет легче. Николай знал себя, – за последние годы он стал жесток. А сказать мимоходом приятное слово человеку – инстинкт, оставшийся от детских времен. Он потерял чувство сострадания, которое когда-то было естественным в его душе. Ныне осталась только боль за униженных и оскорбленных да форма благожелательного отношения к тем, которым живется хуже, чем ему. И он закончил: – Ваша внучка вылечится, Любовь Ивановна. Я в это верю. И вы не позволите ей больше болеть.
– Конечно, конечно! Я больше не позволю, чтобы моя внучка болела, все отдам. Тяжело мне после смерти мужа. Поэтому все отдам. Я хотела… – доверительно зашептала она Николаю, – выдернуть единственный золотой зуб, но дочка не разрешила. Но в следующий раз, если кто-то заболеет, выдерну этот зуб и сдам! Все для детей и внуков, лишь бы не болели. Зачем он мне нужен, не забирать же его в могилу… – сделала она простодушный от материнской любви вывод.
Николаю до глубины души было жалко старушку, и он решил перевести разговор от внучки в другое русло:
– А как ваше здоровье?
Любовь Ивановна встрепенулась, повела полными, но опавшими от возраста плечами и гордо произнесла:
– Я-то креплюсь. Здоровая. Ничто меня не берет.
– Все будет хорошо, – неопределенно успокоил ее Николай.
– А как ваша диссертация? Утвердили? – участливо, в свою очередь, спросила Любовь Ивановна. Здесь все знали о его заботах – он был как бы родным для всех.
– Пока нет.
– Сколько уж тянут? Пора бы… вон, Дмитрию Поронину больше года тянули. А он же, в отличие от вас, киевлянин! – Все вахтеры и уборщицы, не только Любовь Ивановна, знали проблемы своих аспирантов и искренне желали им успехов. Такая уж дружеская атмосфера сложилась в общежитии института повышения квалификации. Весь обслуживающий персонал, не имеющий в своем большинстве среднего образования, сердечно переживал за своих жильцов-ученых. Любовь Ивановна успокоила Николая: – Я думаю, у вас все будет хорошо. Надейтесь!
– Надеюсь. А комендант здесь?
– Да. Она должна быть у себя в кабинете. Проходите к ней, – Любовь Ивановна еще раз ласково, по-матерински, улыбнулась ему. Николай также сердечно улыбнулся ей в ответ, прошел по затемненному коридору и, не постучав, осторожно приоткрыл дверь в комнату коменданта. За столом сидела комендантша общежития – Мария Павловна, невысокая полная женщина лет сорока. Она подняла глаза от бумаг на скрип двери и посмотрела на входящего Николая. Ее губы раздвинула радостно-язвительная улыбка:
– А, Матвеев! Явились? Долго отсутствовали.
Николай, поставив вещи на стул, молча подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в полную щечку.
– Не надо. Кто-то войдет. Отойди… – сделав испуганно-рабочий вид, прошептала Мария. – Ну, что вам нужно?
– Сначала – здравствуй. А потом – что мне нужно.
– Здравствуй.
– Вот! Так лучше. Ничего хорошего. Вот, соскучился за вами, решил заглянуть, да несколько дней пожить. Приютишь? – он отошел от нее.
– Посмотрю на ваше поведение. В прошлый раз три месяца назад ты только пил, а на коменданта – ноль внимания.
– Ну, тогда я был всего пару дней. А ты ж, Маруся, знаешь мой принцип – первые два дня пить, а потом за работу. Так что не хватило тогда времени на тебя внимание обратить. Не поработал даже в библиотеке и в архиве. В этот раз я приехал почти на неделю, обязательно обращу на любимого коменданта внимание, – Николай снова подошел к Марии Павловне. Она поднялась со стула и он, обняв ее за широкую талию, поцеловал в губы. Она не отстранилась, быстро ответила ему жадным поцелуем и прошептала: