Несколько минут они просто шли под руку по аллеям Нескучного сада, пока Елена не начала разговор, судя по тому, как она начала говорить, весьма ее тревожащий.
— Андрей, это ведь ты организовал мой вызов сюда?
— Даже если и я? Я о Насте в первую очередь думал, потому что понимаю, что у меня бы времени не хватило с ней заниматься, ей в школу надо, да и не только это. Девочке мама нужна, а не чужой дядя. У нас сколько дел сейчас планируется, что она неизменно осталась бы без присмотра. Мне надо было определить Настю. Появилась возможность, я попросил Владимира Александровича, — сказал Андрей.
— Послушай, я тебе уже говорила, что за Настю я тебе очень благодарна. Но тут несколько моментов мне совсем непонятных. Да и не только мне. Вот смотри. Я в этой лаборатории человек новый и не знаю, чем они тут раньше занимались. Но Даша мне рассказала, что тема совсем новая и занимаются они этим всего неделю. Но за неделю у нас не поиски получились, а проверка чего-то готового. Мы как будто проверяли чьи-то наработки, сто раз испытанные. А вместо того, чтобы сверлить дырку для ордена, Энгельгардт договаривается о передаче всех материалов другим людям. Хотя то, что мы сделали, это... ну я не знаю, огромное,как когда радио изобрели. А мы уже другую тему готовим. Так в науке не делают, Андрей. Если кто-то что-то большое открывает, то коллектив после этого с темы долго не слезает, статьи пишут, диссертации защищают... И самое интересное, что появилось это, Андрей, после того, как вы с Мишей познакомились с Энгельгардтом и Бахом.
— Да, — сказал Андрей, — так и есть.
— То есть это вы принесли им всё это.
— Мы, Лена, мы. Если честно, хорошо, что этот разговор состоялся сейчас, потому что я и сам не знал, как к нему подступиться. Только постарайся не очень удивляться, сказал Андрей, собираясь с мыслями. — Всё дело в том, что мы с Мишей, мы не совсем отсюда. Как бы тебе всё объяснить, чтобы это не казалось фантастикой?
— Говори уже, — нетерпеливо сказала Елена.
— Ты же помнишь роман Уэллса «Машина времени»?
— Помню, конечно. И что?— Вот и мы с Мишей такие путешественники во времени. Только наша машина сломалась и мы не можем вернуться назад.
______________________________________
[1] Песня группы Би-2 сослужила дурную службу повести Маркеса и читатели моложе сорока нобелевского лауреата из Колумбии уже не очень-то и помнят (и напрасно). Андрей намекает на ставшие хрестоматийными последние слова из повести «Полковнику никто не пишет», когда в ответ на вопрос жены о том, что они будут есть, полковник отвечает «Дерьмо».
[2] Да, это фамилия персонажа из детской книги, написанной Валерием Медведевым. Но написана она в шестидесятые, так что секретарша товарища Ортенберга (литературный псевдоним Д. Вадимов, именно так подписывались номера «Красной звезды») знать этого не может.
[3] Текст из статьи Алексея Толстого «Ни шагу назад!» (газета «Правда» 3 августа 1942 года).
[4] Миф или не миф история о двадцати восьми панфиловцах и бое у Дубосеково, уже никто не знает, у сторонников обеих точек зрения кучи аргументов. Впрочем, не так это и важно.
[5] Как писали в комментариях знающие читатели, Ермольева не одна работала над темой антибиотиков, в 1942 году в Москве Георгий Францевич Гаузе вполне успешно произвел грамицидин (заметьте, пробирки у Флеминга точно никто при этом не воровал!).
Глава 10
Будет время, будет время
Подготовиться к тому, чтобы без дрожи
Встретить тех, кого встречаешь по пути
10 октября 1941 года
На входе во двор редакции «Красной звезды» Андрея обогнала эмка, красовавшаяся свежими дырками от пуль в водительской дверце и длинной осколочной царапиной на капоте. Машина остановилась буквально в двух метрах от Ортенберга, стоявшего у крыльца. Их задней дверцы выбрался высокий сутулый еврей лет тридцати пяти в круглых очках с толстыми линзами и с двумя подполковничьми шпалами в петлицах грязной шинели и направился к главному редактору.
— Вася? Гроссман? Вы как? Что случилось?
— Да попали вот на обратном пути. Ничего, все целы. Ты скомандуй, чтобы пленки в проявку сейчас отдали, там много отсняли.
— А на фронте что, ты расскажи, мы же тут ничего, кроме радио, не слышим.
— Хорошего ничего. Восьмого вечером Орёл оставили [1]. Сейчас отдохну, помоюсь, напишу потом отчет, завтра сдам.
— Да нечего о таком писать, Вася. Сам ведь знаешь, от нас другого требуют. Так что отдыхайте, завтра встретимся. За пленки спасибо, Поскребышев звонил, приказал ему дублировать отчеты [2].