Велосипедист тем временем остановился в нескольких метрах от глазевших на него детей. Он подошел к ним, толкая велосипед перед собой. Колеса наполовину увязали в песке, а пропесоченные стальные части велосипеда ослепительно сияли в солнечных лучах.
— Здравствуйте, дети, — сказал инспектор.
— Здравствуйте, месье, — отозвался Дидиш.
Олива спряталась за спину Дидиша. Ей не нравилась фуражка инспектора.
— Вы, случайно, не видели человека по имени Членоед?
— Видели, — ответил мальчик.
Олива толкнула его локтем в бок.
— Видели, но не сегодня, — уточнила она.
Дидиш открыл было рот, но она не дала сказать ему ни слова.
— Он вчера уехал. Я видел, как он шел к автобусной остановке.
— Ты что-то не то говоришь, — сказал инспектор. — Только что тут с вами был человек на машине.
— Это молочник, — объяснила Олива.
— Хочешь за ложные показания в тюрьму сесть? — спросил инспектор.
— Я вообще не хочу с вами разговаривать, — отрезала Олива. — И потом, я вам правду сказала.
— Так кто это был? — обратился инспектор к Дидишу. — Скажи мне правду, и я дам тебе покататься на велосипеде.
Дидиш покосился на Оливу, а велосипед тем временем сиял всеми своими стальными частями.
— Это был… — начал он.
— Инженер один, — сказала Олива. — Еще имя у него собачье.
— Неужели? — удивился инспектор. — Инженер с собачьим именем? Не может быть!
Он подошел к Оливе. Вид у него был угрожающий.
— Врунишка! Того, с собачьим именем, я только что видел в гостинице!
— Неправда, — сказала Олива. — Это был он.
Инспектор замахнулся так, будто хотел ее ударить, а она рукой загородила свое лицо. При этом стали видны ее маленькие округлые груди, а инспектор, между прочим, был не слепой.
— Сейчас я испробую другой метод, — сказал он.
— Вы мне надоели, — сказала Олива. — Это был инженер.
Инспектор подошел к ней поближе.
— Подержи велосипед, — попросил он Дидиша. — Если хочешь, можешь покататься.
Дидиш посмотрел на Оливу. Вид у нее был испуганный.
— Отстаньте от нее, — сказал он. — Не трогайте Оливу. — И он выпустил из рук навязанный ему инспектором велосипед. — Не трогайте Оливу, — повторил он. — Все только и думают, как бы ее поцеловать, как бы ее ущипнуть. Мне это, в конце концов, надоело!.. Это моя подружка, и если вы будете приставать к ней, я сломаю ваш велик!
— Послушай! Ты! — прорычал инспектор. — Что? В тюрьму захотел?
— Да, это был профессор, — произнес мальчик. — Теперь я вам все сказал. И оставьте Оливу в покое.
— Я оставлю ее в покое, если сочту это нужным, — возразил инспектор. — Я могу бросить ее за решетку за лжесвидетельство.
Он схватил Оливу за локти. Но тут Дидиш разбежался и изо всех сил врезал ногой по переднему колесу велосипеда прямо в спицы. Получилось шумно.
— Оставьте ее в покое, — сказал он. — А то я и вам ногой поддам.
Побагровев от гнева, инспектор отпустил Оливу. Он пошарил в кармане и извлек оттуда увесистый прошиватель.
— Если ты сейчас же не прекратишь, я буду стрелять.
— А мне все равно, — сказал мальчик.
Олива кинулась к Дидишу.
— Если вы будете стрелять в Дидиша, я такое здесь устрою, что вы на тот свет отправитесь, — закричала она. — Оставьте нас в покое. Вы просто старый дурак. Убирайтесь отсюда со своей дурацкой фуражкой! Вы гадкий, и не трогайте меня. Если вы ко мне только прикоснетесь, я буду кусаться!
— Я знаю, что я сделаю, — обозлился инспектор. — Я убью вас обоих, а потом буду тебя трогать, сколько влезет.
— Вы мерзкая старая задница, — сказала Олива. — Вы со своей работой не справляетесь! Какой же вы легавый после этого? Вашей жене и вашей дочери будет стыдно за вас. Значит, теперь полиция стреляет в кого попало, и все тут! А кто будет помогать старушкам и маленьким детям улицы переходить? Тут на вас рассчитывать не приходится! Кто будет подбирать раздавленных собак? У вас и прошиватели есть, и фуражки, а вы даже не можете без посторонней помощи арестовать этого несчастного профессора Членоеда!
Инспектор опешил, потом убрал прошиватель в карман и отвернулся. Постояв так несколько секунд, он поднял велосипед и поставил его на колеса. Переднее колесо заклинило. Оно все изогнулось. Инспектор схватился за руль и начал выискивать что-то на песке. Прямо под его ногами четко просматривалась колея машины Членоеда. Инспектор тряхнул головой и взглянул на детей. Вид у него был пристыженный. Затем он отбыл в том же направлении, что и Членоед.
Олива и Дидиш остались одни. Им было страшно. Они смотрели вслед уходящему инспектору, наблюдая за тем, как он поднимался и спускался по склонам дюн, волоча за собой теперь уже никому не нужный велосипед. В конце концов фигурка полицейского стала совсем маленькой. Шел он ровным шагом, не замедляя ход, ровно посередине между колеями от колес машины Членоеда. Затем он набрал полную грудь воздуха и вошел в черную зону. Последним, что они увидели, было красное стеклышко, прицепленное к щитку велосипеда, которое погасло, как глаз, по которому дали кулаком.
Олива побежала к гостинице, Дидиш бросился ей вдогонку, он звал ее, но она ничего не слышала и только плакала. Они даже забыли в пустыне коричневую корзину с копошащимися на дне ампочками, а Олива все спотыкалась и спотыкалась, ибо взор ее был обращен в себя.
XIII
Аббат Иоанчик и Анжель сидели в палатке Афанарела. Они ждали археолога, который пошел за молодой брюнеткой, оставив их наедине.
Первым прервал молчание Иоанчик.
— Вы все так же по-идиотски настроены? — спросил он. — Я имею в виду — в отношении секса.
— Вот вы о чем… Вы были правы, когда хотели меня как следует выпороть, — сказал Анжель. — Помыслы у меня действительно были гадкие. Но мне и вправду этого хотелось, потому что в данный момент мне чисто физически нужна женщина.
— Наконец-то! Вот это другое дело! — воскликнул аббат. — Это я понимаю. В таком случае займитесь малышкой, которая сейчас сюда явится.
— Я наверняка так и поступлю, — сказал Анжель. — Но был момент в моей жизни, когда я не смог. Я хотел по-настоящему любить мою первую женщину.
— И вам это удалось?
— Да, — сказал Анжель. — Но сейчас я в этом не вполне уверен, ибо то же самое чувство я испытывал два раза и теперь, когда я люблю Бирюзу.
— Какое такое чувство? — заинтересовался аббат.
— Когда кажется, что знаешь, уверенность такая, — сказал Анжель. — Знаешь точно, что надо делать, знаешь, зачем живешь.
— А зачем вы живете? — спросил аббат.
— Я не могу это выразить словами, — сказал Анжель. — Когда нет навыка, объяснить это очень трудно.
— Давайте еще разок, с самого начала, — предложил Иоанчик. — А то вы меня совсем запутали. Я даже нить потерял. Для меня это совсем не характерно. В конце концов, Иоанчик я или нет?
— Ну так, я любил одну женщину, — начал Анжель. — И для нее, и для меня это была первая любовь. Как я уже сказал, все было замечательно. Но теперь я люблю Бирюзу. Влюбился сравнительно недавно… А она… Ей я безразличен.
— Зачем вы так говорите? — сказал Иоанчик. — Откуда вы знаете?
— Она спит с Анном, — продолжал Анжель. — Он ее портит. Она вся износилась. Он губит ее. С ее согласия, разумеется, и делает он это не нарочно. Но что это меняет?
— А то, что вы Анна не осуждаете, — сказал Иоанчик.
— Не осуждаю, — подтвердил Анжель. — Но постепенно я стал все-таки хуже к нему относиться. Он слишком насладился ею. А сам говорил сначала, что ему на нее наплевать.