— Несчастное создание,— вздохнул он наконец.
Он извлек на свет божий свой бумажник и подозвал официанта — тот подошел с видимым отвращением.
— Вы меня звали?
— Да. Сколько я вам должен?
— Столько-то,— ответил тот.
— Вот,— сказал Уэн, давая больше.
— Спасибо скажите сами, у нас самообслуживание.
— Прекрасно,— ответил Уэн.— Подите прочь, от вас воняет.
Официант ушел, оскорбленный — все-таки Уэн неплохо постоял за себя. Флавия смотрела на него с восхищением.
— У вас есть деньги!
— Возьмите все их себе,— сказал Уэн.— Вам они нужнее, чем мне.
Лицо ее замерло от изумления, как будто перед ней был Дед Мороз. Выражение лица Уэна описать трудно — ведь Деда Мороза никто никогда не видел.
Уэн возвращался домой один. Было поздно, горел лишь каждый второй фонарь, остальные спали стоя. Уэн шел, понурив голову. Он думал о Флавии, о том, с какой радостью взяла она все его деньги. Это сильно тронуло его. Бедная крошка не оставила ему ни франка. В ее возрасте чувствуешь себя совсем потерянным, когда не на что жить. Удивительно! Он вспомнил, что они одного возраста. Такая обездоленная! Теперь, когда она забрала у него все, что он имел, он понял, до чего же неуютно в таком положении. Он осмотрелся. Улица блестела в тусклом свете луны, висевшей прямо над мостом. Денег больше нет. И словоловка не закончена. На пустынную улицу медленно вступил свадебный кортеж лунатиков, но и он не привлек к себе внимания Уэна. Он вспомнил арестанта. Вот кому, должно быть, вещи представлялись простыми. Да и ему самому тоже. Мост все ближе. Денег больше нет. Бедная, бедная Флавия. Теперь-то у нее были деньги. Но какая горестная история! Как смириться с подобной нищетой? И какая удача, что он вовремя подвернулся. Для нее. Не к каждому поспевает вовремя человек.
Он перешагнул через перила и встал на карниз. Вдали затихали шаги свадебной процессии. Он посмотрел направо, налево. Конечно же, ей сильно повезло, что он проходил мимо. Ни души вокруг. Он пожал плечами, пощупал пустой карман. Бесспорно, жить в таком положении не стоит. Но выше ли, ниже ли по течению — разницы никакой.
И он бросился в реку, не утруждая себя сомнениями. Где ни прыгни, все равно пойдешь ко дну. Разница невелика.
ЗОЛОТОЕ СЕРДЦЕ
Ольн прижимался к стенам домов и подозрительно озирался на каждом шагу. Только что он завладел золотым сердцем отца Мимиля. Беднягу, правда, довелось слегка выпотрошить — в частности, вспороть ему садовым ножом грудную клетку, но когда выпадает случай заполучить золотое сердце, не приходится колебаться в выборе средств.
Пройдя триста метров, Ольн демонстративно снял свою воровскую кепку, швырнул ее в люк водостока и надел фетровую шляпу — головной убор человека добропорядочного. В походке его появилась уверенность, мешало лишь золотое сердце отца Мимиля — все еще тепленькое, оно неприятно вздрагивало в кармане. Уже одним своим видом оно должно было побуждать к злодеяниям, и Ольн с превеликим удовольствием полюбовался бы им сейчас.
На расстоянии одного кабельтова от первого люка Ольну попался второй, размерами побольше; естественно, он им и воспользовался, чтобы оставить там дубинку и нож, с помощью которых совершал убийство. Орудия преступления были заляпаны пятнами крови с присохшими к ним волосками, а поскольку Ольн делал все, за что брался, с особенной тщательностью, то на них, конечно, можно не сомневаться, осталось полным-полно отпечатков пальцев. Переодеваться он опять-таки не стал, хотя одежда была вся липкая от крови: люди все же не привыкли, чтобы убийцы были одеты, как и все остальные, а принятый в обществе порядок следует соблюдать.
На стоянке такси он выбрал машину поярче и поприметнее, старый "берназизи" образца 1923 года, с самодельными плетеными сиденьями, остроконечным багажником, кривым шофером и помятым задним бампером. Атласный верх в малиновую и желтую полоски придавал колымаге просто незабываемый вид. Ольн сел в машину.
— Куда ехать, начальник? — спросил у него шофер, судя по акценту, украинский эмигрант.
— Объезжай квартал...— ответил Ольн.
— Сколько раз?
— Ровно столько, чтобы тебе на хвост сели легавые.
— А-а...— начал рассуждать вслух шофер.— Хорошо... значит... смотрите... скорость я сильно превысить не могу, так давайте я поеду по левой стороне, а?..
— Давай,— одобрил предложение Ольн.
Он опустил верх и выпрямился на сиденье, чтобы получше был виден его окровавленный костюм; в сочетании со шляпой добропорядочного буржуа он красноречиво оповещал: этому человеку есть что скрывать.