— Хватит,— решил Жак.— Попробуем еще раз.
— Вы играете в карты? — приветливо спросил Раймон, поворачиваясь к Сатурну.
Рот у него был сжат немного сильнее обычного, лоб наморщился. Он улыбнулся и прикрыл веки еще плотнее.
— Все впустую,— сказал Жак.— Не хочет говорить.
— Ну и негодяй! — возмутился Брис.
— Очень плохо воспитанный тип,— выразил свое мнение Раймон.— Нормальные люди в купе, где еще пять пассажиров, отвечают, когда к ним обращаются.
— Или забавляются,— сказала Гарамюш.
— Заткнитесь, вы! — почти выкрикнул Брис.— И так понятно, чего вы хотите.
— Можете попробовать поработать щипчиками,— заметила Коринна.
Она подняла свое красивое лицо, и ее веки забились, словно крылышки бабочки.
— На ладонях вы найдете интересные места,— добавила она.
— Ну что, выключим? — предложил Брис.
— Но почему? — удивилась Коринна.— До Хонострова еще далеко. Продолжайте по очереди.
— Заговорит — никуда не денется,— сказал Жак.
— Черт бы его побрал! Ну и морда! — возмутилась Гарамюш.
На овальном лице Сатурна Лямьеля появилась мимолетная улыбка. Брис снова взялся за лампу и приступил к обработке стопы другой ноги. Раймон тем временем рылся в чемоданчике.
Голубой огонек горелки вошел в пятку. Раймон тем временем искал нерв. Жак подбадривал его.
— Попробуйте под коленом,— посоветовала Коринна.
Они положили Сатурна, чтобы было удобнее работать.
Лицо у Сатурна было совершенно белое, веки больше совсем не приоткрывались. В купе был сильный сквозняк: запах паленой кожи становился уже почти невыносимым, и это Коринне не нравилось.
Брис погасил лампу. С ног Сатурна стекала на испачканную полку черная жидкость.
Жак вытер лицо обратной стороной ладони. А Раймон дотронулся пальцами к губам. Ему хотелось петь.
Правая рука Сатурна была похожа на раздавленный инжир. С нее свисали куски кожи и сухожилий.
— Стойкий парень,— отметил Раймон и подскочил, увидев, что рука Сатурна сама упала на лавку.
Они не могли сесть все вместе на одной лавке; Раймон решил выйти в коридор, чтобы размять ноги. Он прихватил в чемоданчике лист наждачной бумаги и напильник.
В результате от окна до двери расположились: Коринна, Гарамюш, Жак и Брис.
— Ну и рыло! — сказал Жак.
— Не хочет говорить — и все,— удивилась Гарамюш.
— Это мы еще посмотрим! — воскликнул Брис.
— Я предложу вам сейчас кое-что другое,— начала Коринна.
Поезд тем временем все еще ехал по заснеженной степи. За окном мелькали толпы нищих, возвращавшихся с подземного базара города Голдзин.
Уже совсем рассвело, и Коринна разглядывала пейзаж за окном — тот об этом догадался и скромно спрятался в кроличьей норке.
У Сатурна Лямьеля оставались лишь одна нога и полторы руки, но поскольку он все еще не проснулся, нельзя было серьезно надеяться на то, что он заговорит.
Проехали Голдзин. До Хонострова оставалось всего лишь шесть верст.
Брис, Жак и Раймон были истощены, но их моральный дух держался еще на трех зеленых веревочках, по одной на каждого.
В коридоре прозвенел теологальный[41] звонок, и Сатурн дернулся. Брис выпустил из рук иголку, а Жак чуть не сжег себя электроутюгом, который он держал в этот момент в руках. Раймон с усердием продолжал определять точное местонахождение печени, но рогатке Бриса не хватало точности.
Сатурн приоткрыл веки. Он с трудом сел, поскольку отсутствие левой ягодицы, по идее, не должно было позволять ему удерживать равновесие, и натянул свой шотландский плед на оставшуюся ногу, с которой свисали лоскуты кожи. Туфли попутчиков чавкали кровью.
Сатурн встряхнул своими золотистыми волосами и приятно улыбнулся соседям:
— Я не болтлив, так ведь?
Как раз в этот момент поезд въезжал на хоностровский вокзал. Из вагона вышли все.
ДОХЛЫЕ РЫБЫ
Как всегда, дверь вагона заклинило. На другом конце поезда начальник при фуражке давил на красную кнопку, нагнетая по трубам сжатый воздух. Помощник изо всех сил пытался раздвинуть створки двери. Было жарко. По лицу, словно мухи, ползли серые капли пота. Из-под пиджака торчал грязный воротник рубашки из бронированного зефира.