Когда Жуйманжет вернулся с обхода, то застал интерна спящим у кровати Корнелия прямо поперек Анны. Что-то на соседней кровати показалось профессору необычным, и он откинул покрывало со стула эпохи Людовика XV. Ножки его окоченели. Он постарел лет на двадцать. Холодный, неподвижный, он скорее напоминал стул эпохи Людовика XVI. Некогда изогнутая спинка, напрягшись и вытянувшись, свидетельствовала о тяжелой агонии. Профессор обратил внимание на бледно-синюшный цвет древесины и, обернувшись, сильно ударил интерна ногой в голову, но тот даже не пошевелился. Он храпел. Профессор склонился и потряс его.
— Как?.. Вы спите?.. Что вы натворили?..
Интерн шелохнулся и открыл затуманенный глаз.
— Что с вами? — повторил вопрос Жуйманжет.
— Укол... себе...— пробормотал интерн.— Эвипан... спать...
Глаз закрылся, и послышался пещерный храп.
Жуйманжет затряс его еще сильнее.
— А что со стулом?
Интерн пробормотал:
— Стрихнин...
— Мерзавец!..— произнес Жуйманжет.— Теперь только и осталось, что поставить его на пол и набить новыми опилками.
Он в огорчении выпрямился. Интерн блаженно спал. Анна и Корнелий — тоже. Жуйманжет зевнул, осторожно приподнял стул и поставил его на пол. Тот издал последний предсмертный скрип, и профессор сел на него. Голова его клонилась в разные стороны, и когда она уже обрела удобное положение, в дверь постучали. Профессор не услышал, и Ангел, постучав еще раз, вошел в палату.
Жуйманжет обратил на него туманный, бессмысленный взгляд.
— Он никогда не будет летать...— пробормотал он.
— Простите? — вежливо спросил Анна.
Профессору было трудно вернуться к действительности. Он сделал над собой огромное, многокилограммовое усилие, и ему удалось кое-что произнести.
— "Пингу-903" здесь будет негде летать. Слово Жуйманжета!.. Деревьев слишком много...
— А что, если вам поехать с нами? — спросил Ангел.
— С кем это?
— С Анной, со мной и с Рошель.
— А куда?
— В Эксопотамию.
Своды Морфея приоткрылись над Жуйманжетом, а сам Морфей бросил ему на голову камень. Жуйманжет окончательно проснулся.
— Черт побери! Да это же настоящая пустыня!..
— Да,— подтвердил Ангел.
— То, что мне нужно!
— Значит, вы согласны?
— На что? — спросил переставший понимать что-либо профессор.
— Как, разве господин Онт не делал вам предложение?
— Господин Онт меня уже достал. Восемь дней я держу его на эвипане, чтобы он оставил меня в покое.
— Но он всего-навсего хотел предложить вам работу в Эксопотамии. Место главного врача в лагере.
— В каком лагере? Когда?
— В нашем лагере, где будут жить люди, строящие железную дорогу. Работы начнутся через месяц. Анна, я и Рошель должны выехать туда завтра.
— Какая Рошель?
— Наша подруга.
— Красивая?
Жуйманжет оживился.
— Да,— сказал Ангел.— По крайней мере, для меня.
— Вы влюблены! — заявил профессор.
— О нет! — ответил Ангел.— Ее любит Анна.
— Но вы тоже любите?
— Да,— сознался Ангел.— Именно поэтому необходимо, чтобы и Анна ее любил, раз она любит его. Она была бы довольна.
Жуйманжет потер нос.
— Это уже ваше дело,— сказал он.— Однако будьте осторожнее с такими рассуждениями. Так вы думаете, там достаточно места для "Пинга-903"?
— Даже не сомневайтесь!
— Откуда вы знаете?
— Я — инженер,— сказал Ангел.
— Превосходно!
Профессор нажал на звонок у изголовья Корнелия.
— Погодите,— сказал он Ангелу.— Нужно их разбудить.
— Но как?
— О, все очень просто — один укол! — заверил профессор.
Он замолчал и задумался.
— О чем вы думаете? — спросил Ангел.
— Я возьму с собой своего интерна,— ответил Жуйманжет.— Это честный и порядочный малый...— Он вдруг вспомнил, на каком стуле он сидел, и ему стало не по себе, однако он продолжал: — Надеюсь, и для Крюка у них найдется место. Это очень хороший механик.
— Несомненно! — ответил Ангел.
А потом вошла медсестра и принесла все, что требовалось для уколов.
ПАССАЖ
Теперь настало время на минуту приостановиться, потому что дальше последуют главы, напряжение в которых будет нарастать. Понятно почему: у нас уже есть девушка, красивая девушка. Появятся еще и другие, а такие обстоятельства диктуют перемены.
Если бы не девушки, мы могли бы веселиться чаще, и вовсе не потому, что девушки любят грустить,— по крайней мере, они так утверждают,— а потому, что грусть приходит вместе с ними. С теми, которые красивы. Не будем говорить о дурнушках — о них уже достаточно сказано. Впрочем, все девушки красивы..