И все-таки что-то от пережитого осталось в нем. Эта непонятная злость, засевшая глубоко в душе, и задремавшая в нем жажда мести не давали ему покоя.
ВОДОПРОВОДЧИК
Звонила не Жасмен — она отправилась с любовником за покупками в какой-то подозрительный магазинчик. И не дядюшка — он умер два года назад. Собака дергает шнурок дважды, а у меня есть ключ. Значит, кто-то другой. Звонок был выразительный: тяжелый... может быть, весомый... нет, полновесный, скорее... неторопливый и значительный.
Ну, конечно, водопроводчик. Он вошел, на плече у него висела какая-то смешная сумка из кожи вымершего травоядного, в ней позвякивали железки.
— Ванная там,— показал он. Когда он протягивал руку в сторону нужного ему помещения, то был похож на стрельца с картины известного русского художника.
Он не задавал вопросов. Он просто показал мне, где в моей квартире ванная — без него я еще долго мог бы не знать, где же она,— и сделал он это сообщение одной короткой фразой, которую сопроводил убедительным жестом. Поскольку в это время дня Жасмен дома не было, поскольку дядя скончался и поскольку собака дергала шнурок дважды (чаще всего), то в доме были лишь мои одиннадцать племянников и племянниц; они играли в кухне с газовой колонкой, и в доме стояла тишина.
Водопроводчик очень долго ходил по квартире, сопровождая свои поиски все тем же указующим жестом, и пришел наконец в гостиную. Я вывел его на путь истинный, и мы дошли до ванной. Я решил войти вслед за ним, но он остановил меня — и сделал это не грубо, но с твердостью, свойственной лишь специалистам.
— Вам здесь не следует находиться,— сказал он.— А то можете запачкать свой новый костюм.
Он сделал ударение на слове "новый".
И еще ехидно усмехнулся.
Ничего не ответив, я стал спарывать ярлык, висевший на костюме.
Еще одно упущение Жасмен. Но нельзя же, в конце концов, требовать от женщины, которая вас и знать не знает, имени вашего никогда не слыхала, не подозревает даже о вашем существовании, которая сама, возможно, существует лишь отчасти, а то и вовсе не существует,— нельзя же требовать от нее исполнительности американской гувернантки Алисы Маршалл, урожденной де Бриджпорт (графство Уилшир); а я ведь и Алису поругивал за постоянное ко мне невнимание. Она заметила, что нельзя одновременно воздерживаться от воспитания племянников и срезать ярлыки, и мне пришлось склониться перед этим аргументом, потому что как раз в этот момент я проходил из прихожей в столовую, а дверной косяк был явно низок, о чем я много раз говорил глухому архитектору, нанятому нашим домовладельцем.
Исправив недостаток в своем костюме, я направился к спальне матери Жасмен на цыпочках, чтобы не разбудить ее. Я отдал этой женщине одну из лучших в квартире комнат, что выходят окнами на улицу, а входят в них с другой стороны, когда на них никто не смотрит, с единственной целью — не выйти из себя совсем.
Пора, возможно, обрисовать вам Жасмен, но, будучи сделанным вчерне (окна всегда зашторены, потому что Жасмен не существует, и вследствие этого она не может иметь матери, что является бесспорным, и вы сами в этом убедитесь по ходу рассказа),— будучи сделанным вчерне, портрет этот не будет достаточно точным.
Я прошел через спальню матери Жасмен и осторожно открыл дверь в бильярдную, смежную с ванной. В ожидании возможного прихода водопроводчика я довольно давно пробил в стене ванной комнаты отверстие, чем и можно объяснить тот факт, что теперь я мог с удовольствием наблюдать с этой позиции за действиями специалиста. Подняв голову, он увидел меня и подал знак присоединиться к нему.
Я был вынужден спешно отправиться тем же путем в обратном направлении. По дороге я заметил, что мои племянники еще расправлялись с газовой колонкой, и испытал чувство безотчетного, но глубокого презрения ко всем этим штукам типа газовых колонок. (Чувство, правда, мимолетное, ведь водопроводчик меня ждал и задерживаться было нельзя, а не то он примет мое опоздание за проявление чванства, которое часто усматривают в моей солидности.) Я быстро попал в холл, открыл дверь, выходящую на узкую площадку с четырьмя входами, один из которых вел в бильярдную, правда, он был заколочен, другой, также заколоченный,— в спальню матери Жасмен, и четвертый — в ванную комнату. Я закрыл за собой третью дверь и вошел в четвертую.