— Но сюда же никто не ездит! — воскликнул Афа.
— Вы что, считаете, что большое количество пассажиров идет железной дороге на пользу?
— Нет, — ответил Афанарел. — Разумеется, не идет.
— Дорога-то будет в целости и сохранности, — сказал Амадис. — А расходы по эксплуатации не будут включать в себя амортизацию путей и оборудования. Вы только можете себе такое представить?
— Да, но это всего лишь графа в балансовом отчете, — возразил Афанарел.
— Вы все равно в этом ничего не понимаете, — вдруг грубо оборвал его Амадис.
— Не понимаю, — согласился Афанарел. — Я всего лишь археолог.
— Тогда пойдемте обедать.
— Я уже отобедал.
— В вашем возрасте можно и второй раз поесть.
Они подошли к двери. Весь первый этаж был застеклен со стороны фасада, и через окно были видны маленькие чистенькие столики с белыми кожаными стульями.
Амадис открыл дверь — раздалось судорожное дребезжание колокольчика. Справа за длинной стойкой сидел Жозеф Барридзоне, по прозвищу Пиппо, и вычитывал все заглавнобуквенное из газеты. На нем был необыкновенно красивый новый белый пиджак, черные брюки. Ворот рубашки он расстегнул, поскольку погода была довольно жаркая.
— Faccй la barba a sept houres c’to mattengno? — спросил он у Амадиса.
— Si! — ответил Амадис.
Он представления не имел, как все это пишется, но говорок жителей Ниццы тем не менее понимал прекрасно.
— Прекрасно! — сказал Пиппо. — Желаете отобедать?
— Да. А чем вы можете нас угостить?
— Всем, что имеется в нашем ресторане Сухопутной Дипломатии, — ответил Пиппо с впечатляющим итальянским акцентом.
— Минестроне есть?
— И минестроне, и спагетти по-болонски.
— Avanti! — сказал Афанарел, чтобы не нарушать общего тона разговора.
Пиппо исчез на кухне, а Амадис выбрал столик у окна и уселся на белый кожаный стул.
— Хотел бы посмотреть на ваше доверенное лицо, — сказал он. — Или на вашего повара. Это уж как скажете.
— Успеется.
— Не факт, — сказал Амадис. — У меня очень много дел. Знаете, сюда скоро понаедет масса народу.
— Прекрасно! — воскликнул Афанарел. — Вот тогда мы и заживем наконец, как люди! Будем устраивать рауты…
— Какие еще рауты?
— Ну, светские приемы, что ли, — пояснил археолог.
— Да вы что! — возмутился Амадис. — Не воображаете ли вы, что у нас будет время на какие-то там рауты!
— Жаль… — пробормотал Афанарел.
Внезапно его охватило чувство глубокого разочарования. Он снял очки, плюнул на них и тщательно протер стекла.
II
ЗАСЕДАНИЕ
К этому списку можно добавить также сульфат аммония, запекшуюся кровь и сухие фекалии.
Привратник, как обычно, пришел раньше всех. Заседание административного Совета было назначено на половину одиннадцатого. Надо было отпереть зал, поставить пепельницы перед папками с бумагами, позаботиться о том, чтобы у каждого советчика под рукой оказались порнографические открытки, а также побрызгать по углам дезинфекционным средством, поскольку многие из этих господ страдали инфекционными заболеваниями, сопровождающимися отслоением тканей. Предстояло также выровнять спинки стульев в две идеальные параллели вокруг овального стола. Утро только забрезжило — привратник хромал и поэтому приходил всегда загодя. На нем был темно-зеленый потертый костюм в англищенском стиле из шелкодраной саржи, на шее красовалась позолоченная цепочка с медальоном: из надписи на нем при желании можно было узнать имя владельца. Передвигался он рывками, и каждый шаг сопровождался спиралевидным вращением парализованной ноги в подвешенном состоянии.
Он выхватил из шкафа кривой ключ и ринулся в комнатку, прямо прилегавшую к залу заседаний: там в углу хранилось все, что было необходимо для проведения такого рода мероприятий. Передвигался он, громко ухая. За перегородкой находились стеллажи, изящно отделанные розовой бумагой с гирляндами, расписанной в отдаленном прошлом самим Леонардо да Винчи. Пепельницы стояли стопками — здесь царил порядок, но не по приказу, а скорее по подсказке; все тут было продумано до мелочей. Порнографические открытки, разнообразные по форме и по содержанию, включая цветные, были разложены по специальным пакетикам. Привратник был более или менее в курсе личных предпочтений каждого из членов Совета. В глазах его мелькнула усмешка, когда он увидел в сторонке маленький, ничем не примечательный пакетик, куда он отобрал открытки, которые нравились ему самому. Он даже было потянул руку к ширинке, будто пытаясь ее расстегнуть, но, как только он дотронулся до своего печально повисшего члена, морщинистое лицо его помрачнело. Он вспомнил, какое сегодня число, и понял, что только дня через два здесь можно будет обнаружить нечто, быть может, достойное внимания. Для его возраста это было не так уж и плохо. Тут он мысленно обратился к тем временам, когда он мог делать это по два раза в неделю, и это воспоминание немного согрело ему душу. Грязные утолки рта, похожие по форме на куриный сфинктер, растянулись в нечто отдаленно напоминавшее улыбку, а в потухших глазах вспыхнул нехороший мутновато-сероватый огонек.