— А…
— Он пошел за чтивом и за едой.
— Как он только может думать о еде, когда мы здесь вдвоем… — прошептала Бирюза.
— Но ведь он — не мы!
— Я, конечно, хорошо к нему отношусь, — сказала Бирюза. — Но он слишком практичный!
— Он немножко влюблен в вас!
— В таком случае он не должен был бы думать о еде.
— Я думаю, он заботится скорее о нас, чем о себе, — возразил Анн. — Может быть, конечно, я не прав… Но мне так кажется.
— А я ни о чем другом думать не могу… Только о том, что мы поедем… с вами…
— Бирюза… — сказал Анн.
Они перешли на шепот.
— Анн…
— Можно, я вас поцелую?..
Бирюза ничего не ответила, только слегка отодвинулась.
— Вечно вы все портите, — сказала она. — Все вы такие.
— Хотите, чтобы я сидел рядом с вами и ничего не чувствовал при этом?
— В вас нет никакой романтики… — В ее тоне сквозило разочарование.
— Невозможно оставаться только романтиком, когда сидишь рядом с такой красавицей, как вы, — сказал Анн.
— Значит, вы готовы целоваться с кем попало… Я так и думала.
— Зачем вы так…
— Так — это как?
— Ну так… Нехорошо это.
Она чуть-чуть придвинулась к нему, но продолжала дуться:
— Разве я нехорошая?
— Вы восхитительны!
Бирюзе очень хотелось, чтобы Анн наконец поцеловал ее; но его надо было немного попридержать. А то потом управы на него не будет.
Анн не прикасался к ней; он не хотел на нее давить. Не все сразу. И потом, она такая впечатлительная. Такая нежная. Такая юная. Трогательная. В губы целовать не надо. Грубо. Провести рукой по вискам, может быть, по глазам. Погладить ушко. Но для начала взять за талию.
— И вовсе я не восхитительна!
Она сделала вид, будто хочет освободиться от руки Анна, обвивавшей ее талию. Анн был готов пойти ей навстречу. Если бы она действительно захотела, он бы руку убрал.
— Я вам не надоел?..
Она не захотела.
— Нет. Все вы такие.
— Неправда.
— Все как по нотам…
— Нет, — сказал Анн. — Я не буду целовать вас, если вы сами не захотите.
Бирюза не ответила, только опустила глаза. Губы Анна почти касались ее волос. Последнюю фразу он прошептал ей на ухо. Она почувствовала его легкое сдержанное дыхание и снова отодвинулась от него.
Анну это не понравилось. В прошлый раз в машине они так классно целовались… И она не упрямилась. А тут на тебе, вдруг развоображалась! Нельзя же каждый раз, когда хочешь поцеловать девушку, сбивать по пешеходу, чтобы она настроилась на нужную волну. Он решительно приблизился к Бирюзе, сжал ее голову руками и поцеловал в розовую Бирюзиную щеку. Нежно, без грубости. Она немного посопротивлялась. Но самую малость.
— Не надо… — прошептала она.
— Я не хотел вам надоедать, — выпалил Анн.
Бирюза чуть-чуть повернула голову, и губы ее почти коснулись его губ. Она игриво куснула его. Такой большой мальчик. Все-то их надо воспитывать. У двери послышались приглушенные шаги; не поворачивая головы, она бросила взгляд в сторону коридора — спина Анжеля поспешно выскользнула из купе.
Бирюза гладила Анна по волосам.
IV
…Так что теперь я буду только время от времени пускать в ход эти приемчики — а то надоедает.
Ехал по дороге профессор Членоед. На личном транспорте ехал, ибо в Экзопотамию он отправился своим ходом. Ход этот осуществлялся на сооружении из ряда вон выходящем, в целом не поддающемся описанию, однако если все-таки принять вызов судьбы и попробовать дать о нем читателю некоторое представление, то получится следующее.
Итак, в наличии имеются: справа спереди — колесо, спереди слева — колесо, слева сзади — колесо, сзади справа — колесо, посередине под углом 45 градусов по отношению к плоскости, проходящей через три центра колес (на которой порою оказывался и центр четвертого), еще одно колесо, которое Членоед называл «рулем». Иногда под воздействием последнего все в целом начинало одновременно менять направление — то туда, то сюда, и в этом нет ничего удивительного.
Внутри между железными и чугунными перегородками можно было перебрать еще огромное количество произраставших там разнообразных колес и колесиков, но после этого пришлось бы долго отмывать руки от смазки.
В этом сооружении было еще много железного, тканого, фарного, масляного; среди прочего можно было обнаружить и горючее местного разлива, и радиатор, и мост под названием «задний», и шумные поршни, и шатуны, немного коленчатого вала, чуточку магмы и совсем чуть-чуть практиканта, который, сидя рядом с Членоедом, читал замечательную книгу — «Жизнь Жюля Гуффе» Жака Лустало и Николя. Странная хитроумная система, чем-то напоминавшая корнерезку, ежесекундно фиксировала сиюминутную скорость передвижения целого, и Членоед внимательно следил за прилагавшейся к ней иглой.