Ему хотелось как-то утешить Анжеля, но он не знал как. Он тщетно пытался что-нибудь придумать. Они шли рядом. Стебли зеленой травы щекотали икры Афанарела и бесшумно скользили по полотняным брюкам Анжеля. А под ногами у них лопались, взрываясь фонтаном пыли, пустые раковинки желтых улиток. Они ломались с чистым хрустальным звоном, как будто на хрустальное в форме сердечка блюдечко падала капелька родниковой воды, что само по себе выглядит довольно пошло.
Они взобрались на дюну, с вершины которой открывался вид на ресторан Барридзоне и на выстроившуюся перед ним, как будто в военные времена, колонну больших грузовиков. Более ничего вокруг видно не было. Благодаря находчивости Афанарела ни из одной точки пустыни нельзя было увидеть его палатку и место раскопок. Солнце все еще находилось на небе. Но они старались не смотреть на него из-за одной весьма неприятной его особенности: свет оно излучало неравномерный; его обрамляли сияющие кольца, светлые и темные попеременно, и в соприкасающихся с темными кольцами частях пустыни вечно царили холод и мрак. Раньше Анжель не замечал этой странности пейзажа, поскольку с самого начала таксист намеренно вез их исключительно по светлой полосе. Однако сейчас, стоя на вершине дюны, он ясно видел черную застывшую границу светлой зоны. По спине его пробежала дрожь. Афанарелу же все это было привычно. Увидев, как Анжель с беспокойством взирает на неоднородность атмосферы, Афанарел похлопал его по плечу.
— Сначала это действительно подавляет, — сказал он. — Но потом привыкаешь.
Анжель понял так, что сказанное археологом относится к Анну с Бирюзой.
— Не думаю, — возразил он.
Они спустились по пологому склону дюны вниз. Отсюда были слышны возгласы разгружавших машины рабочих и звонкий металлический стук бьющихся друг о друга рельсов. Вокруг ресторана копошились, словно насекомые, разные по размеру и форме фигурки, среди которых деловито и важно расхаживал Амадис Дюдю.
Афанарел вздохнул.
— Непонятно, почему все это меня так взволновало, — сказал он. — Ведь я уже не молод.
— О… — протянул Анжель. — Зря я вам, наверное, все это рассказываю…
— И совсем не зря, — сказал Афанарел. — Просто я за вас переживаю. Понимаете, я думал, что мне уже все безразлично. — Он остановился, почесал затылок и снова двинулся в путь. — Это все пустыня… — заключил он. — В пустыне хорошо сохраняешься. — Он положил руку Анжелю на плечо. — Пожалуй, нам здесь придется расстаться, — сказал он. — Не хочу лишний раз встречаться с этим типом…
— С Амадисом?..
— Да. Он… — Археолог с трудом подбирал слова. — … Он… он мне положительно остопиздел. — Залившись краской, Афанарел пожал Анжелю руку. — Конечно, мне бы не следовало так выражаться, но этот Дюдю просто невыносим. До скорой встречи! На днях зайду к вам в гостиницу, в ресторан.
— До свиданья, — сказал Анжель. — Хотелось бы взглянуть и на ваши раскопки.
Афанарел только покачал головой.
— Что там интересного? Одни коробочки кругом. Правда, симпатичные. Ну, я пошел. Приходите, когда хотите, я буду рад!
— До свиданья, — повторил Анжель.
Археолог резко свернул направо и исчез в песчаной впадине. Анжель ждал, когда его седая голова вынырнет снова, и скоро увидел его даже во весь рост: носки Афанарела выглядывали из его высоких парусиновых ботинок, и весь он чем-то походил на белоногую лошадь. Затем археолог снова исчез за очередной песчаной выпуклостью. Фигура его постепенно уменьшалась в размерах, однако следы шли точно по скрученной, как свиной хвостик, прямой.
Анжель снова посмотрел в сторону белого ресторана, украшенного и там и тут яркими цветами, и устремился вперед, к своим товарищам. Рядом с чудовищными по размеру грузовиками съежилось маленькое желтое с черными шашечками такси. Вид оно имело жалкий, как старая колымага рядом с современным, созданным по проекту очень известного в узком кругу изобретателя лимузином.
Недалеко от гостиницы на вздымающихся ветрах трепетало, как на мачте, ярко-зеленое платье Бирюзы. Оно было залито солнечным светом и, несмотря на неровности почвы, отбрасывало на песок очень красивую фигурную тень.
IX
— Уверяю вас! Это правда, — повторил Мартен Толстен.
Его упитанное розовое лицо сияло от возбуждения, а из каждого волосика на голове торчало по хохолку.