— Толстен, я вам не верю, — ответил археолог. — Что угодно можете говорить, только не это. Ваши прочие нелепицы я тоже слушать не буду, не в обиду вам будь сказано.
— Черт! — расстроился Толстен.
— Толстен, переписали бы вы мне лучше третью песнь «Мальдорора»: слова пишите задом наперед, ну и, где надо, соответственно, меняйте написание.
— Хорошо, хозяин, — ответил Толстен. Но вдруг его прорвало, и он добавил: — Пойдите и посмотрите сами!
Афанарел смерил его внимательным взглядом и покачал головой:
— Вы неисправимы. Но так и быть. Наказание ваше я усугублять не буду!
— Хозяин! Умоляю вас!
— Ладно, схожу, — пробурчал, не выдержав такого напора, Афанарел.
— Это она и есть, уверяю вас. Помните описание в учебнике Уильяма Багля? Полностью совпадает!
— Вы сошли с ума, Мартен. Думаете, линию Веры можно так вот просто взять и найти? Выходку вашу я вам прощаю, поскольку вы дурак, но во всем надо знать меру. Вы же взрослый человек, в конце концов.
— Да послушайте же, черт возьми! Это же правда…
Афанарел дрогнул. Впервые за все время раскопок после ежедневного доклада Толстена у него создалось впечатление, что произошло нечто поистине значительное.
— Надо посмотреть, — сказал он.
Затем встал и вышел.
Дрожащее пламя газовой лампы с колпаком ярко освещало землю и брезент палатки, вырезая из мрака ночи светлое конусообразное пространство. Голова Афанарела была скрыта темнотой, на оставшуюся же часть тела падал мягкий свет от раскаленного колпака. Мартен семенил рядом с археологом, энергично перебирая короткими ногами и вращая круглым задом. Они передвигались в кромешной тьме, и только электрический фонарик Мартена указывал им путь к узкому глубокому отверстию, ведущему к очистному забою шахты. Мартен начал спускаться первым; он пыхтел, цепляясь за перила из черненого серебра, которые Афанарел с присущей ему неумеренной изысканностью — недостатком большим, но простительным — велел укрепить в проходе, ведущем к месту раскопок.
Афанарел посмотрел на небо. Астролябия мерцала, как обычно — три черные вспышки, одна зеленая, две красные и под конец две бесцветные. Желтоватая и дряблая Большая Медведица испускала световые толчки низкого напряжения, а Орион и вовсе потух. Археолог пожал плечами и солдатиком прыгнул в темное отверстие. Он надеялся приземлиться на толстую жировую прослойку своего доверенного лица. Однако Мартен уже прошел вперед по горизонтальной галерее, и поэтому ему пришлось вернуться, чтобы помочь своему хозяину выбраться из земли, в которой худощавое тело последнего оставило плутонообразный цилиндрический отпечаток.
Через сколько-то там чего-то галерея разветвлялась практически во всех мыслимых направлениях. Это было результатом напряженного труда большого археологического коллектива. Каждое ответвление было соответствующим образом пронумеровано — на белых дощечках красовались грубо начерченные цифры. Электрические провода совершенно бесшумно шли под потолками подземных каменных галерей. То тут, то там светили электрические лампочки, тужась изо всех сил перед тем, как лопнуть. Издалека уже доносилось хриплое дыхание работающего на сжатом воздухе насоса, с помощью которого Афанарел, предварительно превратив воздух эмульсионным методом в аэрозоль, избавлялся от смеси песка, земли и камней, а также от всякой прочей гадости, ежедневно перемалываемой его отбойными станками.
Они шли по галерее номер семь. Афанарел с трудом удерживал Мартена в своем поле зрения, ибо последний, придя в состояние крайнего возбуждения, стремительно продвигался вперед. Галерея была проложена как бы одним ударом, по прямой, и в конце ее можно было уже различить тени афанареловых людей, управляющих мощной и сложной техникой, с помощью которой археолог добывал свои чудесные находки, составляющие гордость его коллекции, хотя та и признавалась в этом только наедине сама с собой.
Преодолевая оставшуюся часть пути, Афа почувствовал столь характерный и столь чудесный запах, что все его сомнения мгновенно рассеялись. Теперь ни о какой ошибке не могло быть и речи: его помощники действительно обнаружили линию Веры. Это был тот самый, таинственный и сложный аромат подземных каменных залов, свежий, сухой и девственный дух пустоты, исходящий от земли там, где та таит под собой останки исчезнувших в пучине времени памятников. В его кармане позвякивали мелкие предметы, а молоток в кожаном чехле больно бился о ляжку. Становилось все светлее и светлее; когда археолог был уже почти у цели, от нетерпения у него перехватило дыхание. А люди его напряженно работали: пронзительный рев турбины, наполовину поглощаемый звукоизолирующим саркофагом, заполнял собой узкий каменный тупик, а воздух громко пыхтел в кольчатых трубах эмульсора.