— Во-первых, — сказал археолог, — вы совершенно напрасно тратите время на чтение «Собора Парижской богоматери», эта книга давно уже устарела. Во-вторых, ваши отношения в принципе можно считать законным браком. Но вместе с тем я совершенно не обязан выслушивать ваше нытье. Перепишите-ка первую главу «Собора» левой рукой справа налево. Кстати, где тут у вас ликер «Куэнтро»?
— В буфете, — уже успокоившись, ответил Толстен.
— А теперь спите, — сказал Афанарел.
Он подошел к постели, заботливо подоткнул одеяло и погладил Мартена по голове.
— Может, он просто в магазин пошел.
Мартен только шмыгнул носом и так ничего и не ответил. Казалось, истерика у него прошла.
Археолог открыл буфет и без труда обнаружил там рядом с банкой кузнечиков в томате бутылку «Куэнтро». Он вынул оттуда также три изящные рюмочки, весьма кстати найденные на месте раскопок за несколько недель до этого. Несколькими тысячелетиями ранее, как полагал Афанарел, они использовались царицей Нишалити для успокаивающих глазных ванночек. Он поставил все это на поднос, затем соорудил бутерброд для Меди и, присовокупив его ко всему остальному, направился со своей ношей обратно в палатку.
Аббат, сидя на кровати рядом с Медью, успел уже расстегнуть верхние пуговки ее блузки и с пристальным вниманием заглядывал внутрь.
— Очень интересная девушка, — сказал аббат, завидев Афанарела.
— Да? — спросил археолог. — А чем именно?
— Как вам сказать, — начал аббат, — это трудно сформулировать. Может быть, всем сразу, однако и отдельными частями, несомненно, тоже.
— А вы себе разрешение на осмотр выписывали? — поинтересовался Афа.
— Тут у меня абонемент, — сказал аббат. — С моим-то образом жизни, сами понимаете…
Медь хохотала без тени смущения. Блузку свою она так и не застегнула. Афанарел тоже не смог сдержать улыбку. Он поставил поднос на стол и протянул Меди бутерброд.
— Какие крошечные рюмочки! — воскликнул аббат. — Жаль, что ради этого я целый бланк испортил. Tunquam adeo fluctuat nec mergitur[1].
— Et cum spiritu tuo[2], — вторила ему Медь.
— Открывай роток, заглотни чуток, — закончили хором Афанарел и аббат.
— Слово Иоанчика! — воскликнул последний, почти не переводя дыхания. — Как хорошо, что я напал на таких религиозных людей, как вы!
— У нас работа такая, — пояснил Афанарел. — Мы должны все это знать, хотя при этом мы скорее неверующие.
— Слава Богу! А то я уже испугался, — сказал Иоанчик. — Начал ощущать себя тайным грешником. Но это уже позади… И что же мне привидится, когда я выпью сей ликер «Куэнтро»? Пик Рака?
Афанарел открыл бутылку и наполнил рюмки. Аббат встал, взял одну из них, рассмотрел содержимое, понюхал и выпил.
— М-да, — сказал он. — И снова протянул рюмку археологу.
— Ну и как? — спросил Афанарел и налил ему еще.
Аббат опустошил вторую рюмку и ушел в себя.
— Омерзительно, — произнес он наконец. — Нефтью воняет.
— Значит, я взял не ту бутылку, — решил археолог. — Там с нефтью была такая же.
— Можете не извиняться, — сказал аббат. — Пережить это можно.
— Высококачественная нефть как-никак! — успокоил его археолог.
— Можно я пойду поблюю? — спросил Иоанчик.
— Пожалуйста… А я пока схожу за другой бутылкой.
— Поспешите, — сказал аббат. — Весь ужас в том, что эта гадость опять окажется у меня во рту. Ничего не попишешь. Придется зажмуриться.
И он ринулся к выходу. Медь смеялась, лежа на постели и положив руки под голову. Ее черные глаза отражали блики газового света, крепкие красивые зубы поблескивали в полутьме. Афанарел все еще стоял в замешательстве, однако, когда он услышал громкое рыгание Иоанчика, его испещренное морщинами, словно лист пергамента, лицо окончательно разгладилось.
— А он милый, — сказал археолог.
— Дурак он, — сказала Медь. — И вообще, непонятно, священник он или нет. Но руками неплохо работает и вообще забавный.
— Считай, что тебе повезло, — сказал Афанарел. — Пойду принесу «Куэнтро». А ты все-таки не спеши. Вдруг тебе Анжель больше понравится.
— Конечно, — согласилась Медь.
Аббат опять замаячил у входа.
— Можно войти? — спросил он.
— Разумеется, — сказал Афанарел и пропустил Иоанчика в палатку, а затем вышел, прихватив с собой бутылку с нефтью.
Аббат уселся на складной парусиновый стул.