— Ты совершенно права... — заверил ее профессор. — Вдруг он и тебя заставит люмиток глотать, а?
Он потрепал девочку по светлым волосам. Под солнечными лучами они выгорели отдельными прядями, а блестящая кожа покрылась ровным темным загаром. Присев перед корзиной с люмитками, дети в напряженном ожидании смотрели на профессора.
— Ну что же, будем прощаться? — сказал Жуйживьом.
— Вы разве уезжаете? — спросила Олив. — А куда?
— Я и сам не знаю. Поцеловать-то тебя можно?
— Только без глупостей!.. — предупредил мальчик. Жуйживьом расхохотался.
— Ты что, боишься? Это потому, что она передумала выходить за тебя замуж и может теперь уехать со мной?
— Вот еще! — возмутилась Олив. — Вы слишком старый.
— Ей другой нравится, — сказал Дидиш. — Тот, у которого собачье имя.
— А вот и нет! — возразила Олив. — Глупости какие. Тот, у кого собачье имя, его зовут Анна.
— А тебе больше нравится Анжель? — спросил Жуйживьом.
Олив залилась краской и потупилась.
— Она просто дура, — сказал Дидиш. — Тот тип тоже слишком стар. Будет он возиться с какой-то сопливой девчонкой!
— А ты ведь не намного старше ее, — сказал профессор.
— Я старше на целых шесть месяцев, — гордо заявил Дидиш.
— Ах, вот оно что... — сказал Жуйживьом. — Ну тогда... — Он наклонился и поцеловал Олив. Потом он поцеловал еще и Дидиша, которого это слегка удивило.
— До свидания, доктор, — сказала Олив. Жуйживьом сел за руль. Дидиш наконец поднялся и стал рассматривать машину.
— Можно мне порулить немного? — спросил он.
— В другой раз, — сказал Жуйживьом.
— А куда вы едете? — спросила Олив.
— Туда... — Жуйживьом неопределенно махнул в сторону черной зоны.
— Ух ты! — сказал мальчик. — Отец обещал, что если я хоть раз переступлю границу этой зоны, он меня выдерет!
— И мой тоже, — закивала Олив.
— А вы ни разу не пытались туда попасть? — спросил профессор.
— Ну, вам-то мы можем сказать... Пытались, конечно, но ничего там не увидели...
— Как же вы выбрались?
— Олив туда не входила. Она держала меня.
— Смотрите, больше так не делайте, — предостерег профессор.
— Да там и нет ничего интересного, — сказала Олив. — Ничегошеньки не видать. Ой, смотрите, кто это там?
Дидиш поглядел вдаль:
— Похоже, велосипедист.
— Я поехал, — сказал Жуйживьом. — Прощайте, дети. Он еще раз поцеловал Олив. Она охотно позволяла это делать, если ее целовали нежно.
Оживший мотор визгливо завыл; профессор с места врубил скорость. У подножия дюны машина фыркнула и разом махнула через хребет. Теперь Жуйживьом не менял направления. Уверенной рукой он сжимал руль, нога упрямо давила на газ. Ему казалось, что он мчится прямо на стену. Черная зона приближалась и росла, загораживая собою все. Внезапно машину накрыл тяжелый ледяной мрак. В том месте, где это произошло, в черной стене осталась вмятина, мало-помалу затянувшаяся. Как смятая резина медленно принимает изначальную форму, так и непроницаемая стена постепенно восстановила свою ровную и гладкую поверхность. Только двойной след шин напоминал о том, что здесь только что проехал доктор Жуйживьом.
Велосипедист соскочил на землю в нескольких метрах от детей, следивших за его приближением, и подошел, ведя велосипед за руль. Колеса увязали в песке по самые ободья, и никелированные детали успели отшлифоваться до ослепительного блеска.
— Здравствуйте, дети, — сказал инспектор.
— Здравствуйте, месье, — ответил Дидиш.
Олив придвинулась ближе к мальчику. Ей не понравилась фуражка велосипедиста.
— Вы тут не видели человека по имени Жуйживьом?
— Видели, — сказал мальчик, но Олив пихнула его локтем.
— Сегодня — не видели, — сказала она.
Дидиш открыл было рот, но Олив опередила его:
— Он уехал вчера, чтобы сесть на автобус.
— Не городи ерунду, — сказал инспектор. — С вами только что был человек. У него машина.
— А, это молочник, — сказала Олив.
— Хочешь сесть в тюрьму за вранье? — спросил инспектор.
— Я не хочу с вами разговаривать, — сказала Олив. — И ничего я не вру.
— А ну говори, кто это был, — повернулся инспектор к Дидишу. — Если скажешь, подарю тебе мой велосипед.
Дидиш посмотрел на Олив, потом на велосипед. Олив выглядела недовольной, но велосипед так заманчиво блестел.
— Это был... — начал Дидиш.
— Это был один из инженеров, — выпалила Олив. — Тот, у которого собачье имя.
— Вот как? — сказал инспектор. — У которого собачье имя, правда? — С грозным видом он подступил к Олив. — Я только что видел его в гостинице, маленькая дрянь.
— А вот и нет! Это был он! — заупрямилась Олив. Инспектор поднял руку, будто собирался ее ударить, и девочка инстинктивно заслонилась локтем. От этого жеста выступили вперед ее маленькие круглые грудки, а у инспектора было хорошее зрение.
— Ну что ж, я знаю другой способ, — сказал он.
— Вы мне надоели, — сказала Олив. — Все равно это был один из инженеров.
Инспектор придвинулся ближе.
— Держи мой велосипед, — сказал он Дидишу. — Можешь покататься.
Дидиш посмотрел на Олив. Вид у нее был испуганный.
— Оставьте ее в покое. Не трогайте ее, — сказал мальчик, оттолкнув велосипед, который инспектор успел сунуть ему в руки. — Я не хочу, чтобы вы дотрагивались до нее. Все лезут потрогать ее и поцеловать. Мне это уже осточертело. Это моя подружка, а не ваша, в конце концов, и если вы начнете к ней приставать, я сломаю ваш велосипед.
— Ишь ты, — сказал инспектор. — Ты тоже захотел в тюрьму?
— Ну был у нас тут профессор, — решился Дидиш. — Теперь я вам все сказал. Оставьте Олив в покое.
— Я оставлю ее в покое, если сочту это нужным, — сказал инспектор. — Она заслужила того, чтобы сесть за решетку. — И он схватил Олив за плечи.
Дидиш размахнулся ногой и изо всех сил пнул колесо в то место, откуда расходятся спицы. Лязгнуло железо.
— Пустите ее, — повторил мальчик, — или я вам тоже пинков надаю.
Инспектор выпустил Олив и стал от гнева, весь красный. Он сунул руку в карман и вытащил оттуда здоровенный эгализатор.
— Если ты не перестанешь, я выстрелю, — предупредил он.
— А мне плевать, — сказал мальчик.
Олив бросилась между инспектором и Дидишем.
— Если вы застрелите его, — закричала она, — я подниму такой шум, что вы умрете. Оставьте нас в покое, мерзкий старый шпик! Убирайтесь вон с вашей идиотской фуражкой! Вы гадкий, гнусный, вы не посмеете меня тронуть. Попробуйте только суньтесь, я искусаю вас.
— Тогда вот что я сделаю, — сказал инспектор, — я застрелю вас обоих, а потом буду трогать тебя, сколько захочу.
— Ах вы поганый старый фараон! — вскричала Олив. — Это так-то вы выполняете свой долг! Вашей жене и дочери нечем гордиться. Только и умеете вы, полицейские, что в людей стрелять. Все, на что вы способны, это старушек и детей через улицу переводить. Или раздавленную собачку с мостовой подобрать. Но со всеми вашими эгализаторами и фуражками вы не можете сами арестовать одного несчастного профессора Жуйживьома!
Инспектор задумался, сунул эгализатор обратно в карман и отвернулся. Постояв с минуту, он поднял велосипед. Переднее колесо уже не крутилось. Оно было все искорежено. Инспектор ухватился за руль и оглядел песок под ногами. На нем явственно отпечатались следы профессорской машины. Инспектор покачал головой и посмотрел на детей. Вид у него был смущенный. Мгновение спустя он уже шел в том направлении, где исчез профессор.
Олив и Дидиш остались на прежнем месте. Оба были сильно напуганы. Они провожали глазами инспектора, который удалялся от них, взбираясь на холмы, спускаясь в низины и таща за собой ненужный велосипед; он все уменьшался. Шел он ровным шагом, не сбавляя скорости, никуда не сворачивая с двойной колеи, проложенной профессором; потом глубоко вздохнул и вошел в черную зону. Красное стеклышко на крыле велосипеда мелькнуло напоследок и потухло, точно глаз, припечатанный ударом кулака.