– Я требую, чтобы ты меня любила, – заявил Диксон. – Это не обсуждается. Было бы чудесно, если бы ты сумела простить мне то, что было у нас в прошлом. Но над этим мы еще поработаем. Мне нужен твой смех, твой разум, твои идеи и твоя энергия. Я нуждаюсь в твоих знаниях, надеждах, оптимизме и силе. И мне нужна твоя верность, такая, какую ты никому до сих пор не отдавала. Я хочу, чтобы ты верила в меня, как веришь в себя. Хочу, чтобы ты помнила наши разговоры так же, как помнишь прочитанные страницы.
Диксон протянул руку и провел пальцем по ее щеке.
– И я хочу, чтобы ты приходила в мою постель с радостью и желанием. Ты согласна?
Прежде чем Шарлотта успела ответить, сказать хоть слово в свою защиту или выразить самое пылкое согласие, он наклонился, подхватил ее, усадил к себе на колени и поцеловал, нежно, страстно, самозабвенно.
– Я хотела тебя спросить: что ты тогда у меня оставил? – спросила Шарлотта, у которой после поцелуя слегка кружилась голова.
Диксон бросил на нее непонимающий взгляд. Шарлотта ему напомнила:
– Когда ты уезжал в Лондон, то сказал, что вернешься, потому что ты кое-что у меня оставил.
– Я оставил у тебя свое сердце. С самого первого дня. Шарлотта Маккиннон, я люблю тебя. Очень жаль, что я не такой уж хороший человек. Видит Бог, ты заслуживаешь лучшего, но тебе придется довольствоваться мной.
– Я согласна. – И она погладила его по лицу, задержав пальцы на линии губ. Как он красив! И он принадлежит ей.
Диксон продолжил серьезным тоном:
– Со всеми моими недостатками и пороками. Я сожалею, что их так много, но постараюсь избавиться от них с твоей помощью.
Шарлотта вздохнула, пытаясь сдержать подступившие слезы.
– Святые здесь не ходят, Диксон. Я сама далеко не ангел.
Он протянул руку, мягким жестом убрал от ее щеки выбившуюся прядь рыжеватых волос.
– И какие же у тебя есть пороки, Шарлота? Я пока не обнаружил ни одного.
– Непомерная гордыня, конечно. А если ты будешь считать меня совершенством, она только укрепится. Я упряма, склонна к предвзятым суждениям, верна своим принципам, иногда бываю безапелляционна. Но кое-что из этого можно считать не недостатком, а скорее достоинством. Как ты думаешь?
Диксон приложил два пальца к ее губам.
– Я не желаю слушать это перечисление. Хочу сам все выяснить.
Шарлотта вздохнула полной грудью, только сейчас заметив, что все это время почти не дышала.
Лицо Диксона тоже изменилось, холодная суровость с него исчезла, губы изогнулись в улыбке.
– Так мне начинать осаду или ты добровольно пустишь меня в Балфурин?
Сердце Шарлотты колотилось так, что кружилась голова.
– Балфурин принадлежит тебе, Диксон.
– А ты? Ты тоже принадлежишь мне?
Шарлотта хотела улыбнуться, но на глаза набежали непрошеные слезы.
– С самого первого дня, – ответила она его собственными словами.
– Ты согласна с моими условиями? – задал он следующий вопрос, касаясь ее губ легчайшими поцелуями.
– Согласна, – прошептала Шарлотта. – Я разделю с тобой все, все свои мысли и воспоминания, я дарю тебе свою верность, свой смех, и свое прощение, и, конечно, свою любовь. – Она вздохнула и обняла Диксона, как прежде, боясь расплакаться, но на сей раз не от печали, а от радости, самой чистой радости.
Эпилог
Шарлотта Хавершем Маккиннон обернулась на звук шагов. В дверном проеме показалась голова Диксона, а потом он и сам поднялся на крышу башни. Улыбка мужа была так заразительна, что Шарлотта тут же улыбнулась ему в ответ. Они расстались всего час назад, а она уже по нему соскучилась.
Сделав несколько шагов навстречу, графиня протянула ему руку. Диксон взял ее. Шарлотта наклонилась и поцеловала косточки на тыльной стороне его кисти, потом присела в безупречном реверансе.
– Милорд, – произнесла она, наклоняя голову.
– Миледи, – проговорил он, вытащил из-за спины вторую руку и раскрыл ладонь.
Поглядывая на мужа, Шарлотта открыла бархатную коробочку.
– Диксон, зачем ты каждый день даришь мне подарки?
– Не каждый день, – ответил он, – а только когда вижу что-то, напоминающее мне о тебе.
– Такое впечатление, что тебе все напоминает обо мне, – лукаво заметила она.
– Что делать, если мой мир – это ты.
Забыв о коробке, она поцеловала мужа.
– Открой, – попросил он.
Шарлотта выполнила его просьбу и обнаружила в шкатулке цепочку из золотых дисков, на которых висели ключи, по виду – золотые. Графиня заморгала, пытаясь прогнать навернувшиеся на глаза слезы. Когда-то она рассказала ему о своих первых мыслях при виде Балфурина, и он не забыл.
– Как красиво! – сказала она и улыбнулась сквозь слезы.
Диксон помог ей застегнуть цепочку на талии и отступил на шаг. Она не успела еще раз поцеловать мужа, потому что снизу раздался крик Мэтью:
– Маккиннон!
Мэтью наконец научился называть своего господина по родовому имени, как будто был истинным шотландцем, а Диксон – его лэрдом. К Шарлотте, несмотря на ее неоднократные просьбы, Мэтью по-прежнему обращался вполне официально. Шарлотта поняла, что с нею он всегда будет держаться несколько скованно.
Мэтью ступил из лестничного пролета, но, несмотря на быстрый подъем, лицо его было мертвенно-бледным, а глаза едва не выскакивали из орбит. Шарлотте он напомнил сову, чье гнездо пряталось в кроне самого высокого дерева в соседнем лесу.
– Маккиннон!
– Что случилось, Мэтью? – спросила Шарлотта. – Гости приехали? – И она посмотрела в сторону дороги на Инвернесс. О Господи, неужели снова явились дамы из «Просветительского общества»? В прошлом месяце Шарлотта получила письмо от леди Элинор. Благородная дама спрашивала графиню, многому ли та научилась за год супружества. В ответ Шарлотта написала, что слишком занята в настоящее время и не может принять у себя членов общества. Некоторые вещи следовало хранить в тайне, и ее отношения с Диксоном, безусловно, относились к этой категории.
Как однажды сказала Мейзи, любовь – лучший из учителей.
– Кто-нибудь из воспитанниц не успел уехать?
В Балфурине кончался осенний семестр, и Шарлотта была этому искренне рада. Две с половиной сотни мечтающих о любви девиц – это уж слишком, особенно если все они вздыхают и сходят с ума по ее мужу!
– Не гости и не воспитанницы, ваше сиятельство. У меня новость. – Он переводил взгляд с Диксона на Шарлотту и обратно. – Я стал отцом, Маккиннон! Отцом, ваше сиятельство! Моя Мейзи родила! – почти выкрикнул Мэтью то ли с гордостью, то ли с испугом.
Роды у Мейзи начались еще утром, но Шарлотта не ожидала, что ребенок появится так скоро.
– Почему же ты не сказал? – воскликнула Шарлотта. Подхватив юбки одной рукой, а другой цепляясь за Диксона, она побежала к лестнице. – Девочка или мальчик?
– Девочка, ваше сиятельство. И мы хотим назвать ее Шарлоттой в вашу честь.
Шарлотта замерла на месте и обернулась к Мэтью. За год супружества она успела разобраться в его характере, научилась уважать его и любить.
– Мэтью, это самый драгоценный подарок, какой вы можете мне сделать.
– Значит, вы не возражаете, ваше сиятельство?
– Шарлотта, – поправила его графиня. – Если Диксон для тебя Маккиннон, то я – Шарлотта.
Она улыбнулась мужу и, подавшись вперед, поцеловала Мэтью в щеку. И снова улыбнулась, увидев его удивленные глаза.
В Шотландии стоял чудесный осенний день. Минувшие месяцы пролетели благополучно. Впереди лежали долгие годы – живи и радуйся. Шарлотта рассмеялась, глядя на мужа. В ответ он притянул ее в свои объятия и поцеловал.
Через мгновение они расцепили руки – Мэтью уже спускался по лестнице, торопясь повидать жену и новорожденную дочь.
Шарлотта сказала:
– Давай навестим Мейзи.
И они вместе стали спускаться с башни замка.