— Я облегчу вашу задачу. Из тех, кем интересуется ваша фирма, здесь бывают только Шейкман, Буров, Лапинский и я. Правильно? — В светлых глазах Славского плясали веселые искры.
— Правильно. Я ищу Шейкмана.
— Лазарь завязал с этим. Давно. Он работает на «Мосфильме», ассистентом. Кончил курсы. Скоро станет вторым режиссером. Сейчас он в экспедиции.
— Я рад за него.
— Ой ли?
— Действительно рад.
— А за меня? — Славский достал сигарету. — За меня вы не рады? А то давайте порадуемся вместе.
— В вас говорит злость, Сергей. Не я был виноват в ваших неприятностях. Не я. Вы сами решили так жить.
— А что же я делал плохого? — В голосе Славского послышалась злость. — Что? Мне приносили вещи, я их реставрировал.
— Это были краденые вещи, и вы, как художник, прекрасно знали это.
— Предположим.
— А нечего предполагать, Сергей. Зачем? Вы вступили в конфликт с законом и понесли наказание.
— Теперь вы хотите пришить мне кражу Лимарева?
— Я ничего не хочу, но поставьте себя на мое место…
— Нет уж, увольте, — перебил Калугина Славский, — я ни на одну секунду не хочу быть на вашем месте.
— Так я продолжу. Исчезает Лимарев, а вы отвечаете за его сохранность.
— Неужели я такой дурак, дорогой мой капитан.
— С вашего позволения, майор.
— Тем более.
— Но я не кончил, — жестко сказал Калугин, — я не говорю о том, что вы украли. И не подозреваю вас, я просто думаю о совпадении.
Славский встал.
— Ишь ты, совпадение. Для вас кража медальонов обычная работа, а для меня горе, дорогой майор, а для меня. — Он помолчал, затянулся глубоко, посмотрел на Калугина. — Для меня это крушение надежд.
— Не понимаю.
— Когда еще мне доверят реставрацию музейной экспозиции? Не церкви, не картинок и икон у жуковатых коллекционеров, а экспозиции. Причем художника открытого, найденного. Вы понимаете, о чем я говорю? На Лимареве я сделал бы имя. Да и не только имя. Главное, что я сам увлекаюсь эмалью. — Славский махнул рукой. — Кстати, передайте вашему шефу, что я хотел нарисовать ночь, машину и женщину. Он спросил почему. Тогда я не вспомнил. Сигареты.
— Какие сигареты?
— More, американские дамские сигареты, длинные темно-коричневые сигареты, я видел окурки.
— Их может курить мужчина.
— Может. Но у меня возникли ассоциации именно с женщиной.
Славский пошел к выходу, а Калугин остался сидеть за столом. Потом он встал, подошел к стойке и заказал большую чашку кофе и мясной салат.
Телефон Фомина был наглухо занят. После получаса бесполезных попыток Вадим сказал Симакову:
— Позвони дежурному, пусть остановит этот поток красноречия.
— А может, у Фомина роман?
Вадим усмехнулся. Он представил подполковника с цветами в руках, ожидающего даму у памятника Пушкину.
— Не думаю. Видимо, у него телефонный роман с прачечными.
Он взял заварной чайник, налил себе в стакан коричневой, почти черной, настоявшейся жидкости.
— Какая же гадость этот портвейн.
— На любителя. — Симаков положил руку на телефон. — А может, я с вами поеду, Вадим Николаевич?
— Нет. У тебя и так дел хватает. Устанавливай машину.
— Я уже взял сводку по всем угонам и краже колес.
— Думаешь, угнанная?
— А кто на своей поедет на такое дело?
— Колеса — это теплее. На краденой на дело…
— А почему? Взяли ночью. Номер переставили, отъехали в переулок, перегрузили и бросили угнанную машину.
— Гадать мы можем до бесконечности. Поэтому, Симаков, работай. Я поехал в бар на Пушкинскую, а ты туда вызови Фомина.
У Никитских Ворот на ветровое стекло машины упала первая капля дождя. У здания МХАТа дождь уже набирал силу, а когда подъехали к Советской площади, на улицах стояла сплошная стена воды.
Автомобили, словно катера, неслись по улице Горького, поднимая колесами столбы воды.
Шофер развернулся у телеграфа, свернул в Столешников переулок и остановился у арки.
Вадим увидел Фомина и Стрельцова, куривших в глубине. Он вылез. И сразу же двое молодых ребят бросились к машине.
— Шеф! — заорали они. — Добрось до Кировской. Трешник.
Вадим увидел стройную девушку, прячущуюся от дождя, и понял истоки их щедрости.
Фомин, бросив сигарету, подошел к нему.
— Установили?
— Почти. Он должен здесь пить с Тарасом или Батоном. Так в миру именуют его дружков.
— Пойдемте, — сказал Стрельцов, — здесь служебный ход есть.
Вадим толкнул обитую железом дверь, и она поддалась. В лицо ударил запах застоявшегося пива. Они спустились по скользким ступенькам и оказались в узеньком коридоре.